Вера, надежда, любовь

И чтобы окончательно расставить точки, он спросил:

— Скажите, а кто конкретно выступал на этом вечере?

— Да, вы, наверное, не знаете эти фамилии. Есть такой знаменитый филолог по русской литературе Жан Нуво. Он не наш, он француз, но знает русский, как мы с вами. Он был с поэтессой знаком. Много говорил о ней, рассказывал, как его там отравили и что гонорар в долларах обманным путем исчез. И наш директор издательства тоже подтвердил это, — тут Нина неожиданно снизила голос и добавила: — Я в это не очень верю. Знаете, чего только про нашу с вами родину не болтают. Очерняют почем зря.

— Да, да, очерняют… Спасибо за все, Нина, — и с сильно колотящимся сердцем выкатился на тротуар.

Он сразу быстро пошел вверх, по сторонам не глядел, хотел куда-нибудь свернуть, скрыться. И вдруг вспомнил, как Виктор Иванович говорил, что напротив ИМКИ, на противоположной стороне улицы, снимают квартиру наши агенты. День и ночь наблюдают из окон и фотографируют посетителей.

Когда через пару месяцев после их знакомства Леня опять выбрался в Париж и они провели вместе несколько дней, Нина уже не скрывала, что мужа терпит только из-за надобности, что работает в магазине, потому что мужнина семья состоит в родстве с директором ИМКИ. Из ее рассказов он узнал, что познакомилась она со своим мужем случайно, когда тот приезжал в Тверь туристом, что он внук довольно видного русского эмигранта. В этой семье были и священники, и белые офицеры, и писатели. Нина горько жаловалась на плохое к ней отношение со стороны свекрови и многочисленных родственников и однажды припечатала: “Они уже не русские, а какие-то гибриды. Когда нужно, то делаются русскими, а когда им не выгодно, то французами. Из Союза тех, кто сюда выезжают, они признают только политических, носятся с ними, помогают, а таких, как мы с тобой, в упор не видят”.

Поначалу в эмигрантские круги Нина его не водила, боялась сплетен, но слухи, словно круги по воде, доплыли кое до кого. Да и на чужой роток не накинешь платок, и пошло-поехало, а она даже радовалась: очень уж хотелось насолить свекрови.

Их отношения все больше походили на тайную связь, и все тревожнее становилось у него на душе. Он не мог себе вообразить, чтобы Нина стала его постоянной спутницей жизни, а потому всячески старался ее убедить, что супружеская жизнь, как бы она ни протекала, должна продолжиться и после обретения ею этого злосчастного французского гражданства. Он приводил доводы о своем перебазировании в Женеву, что ему следует устроиться с жильем, подумать о разных мелочах и, последний, самый сногсшибательный аргумент, что в силу своего служебного положения он не может связать свою жизнь с ней. При этом он делал многозначительное выражение лица, а у нее от этой таинственности дух захватывало.

Наводящими разговорами, всяческими ухищрениями он вытянул из Нины картину слухов о поэтессе. Долго, нудно и упорно, завязнув по уши в глупый романчик, он наконец сделал вывод, что его имя никогда не всплывало в связи с гибелью Тамары Николаевны, да и к пропаже денег он не причастен! Леня узнал о том, что славист действительно знаменит и что стихи Тамары собираются переводить на французский. Да вот жалость, что их так мало сохранилось, почти все сгорело.

Потом он решил Нину отодвинуть на задний план и сумел устроить так, что она то пропадала, то в нужный момент возникала вновь.

Было еще обстоятельство, о котором она не подозревала, но которое его тяготило: их связь довольно быстро стала известна Лениному начальству в Москве, и оно его в эту эмигрантскую среду упорно подталкивало. Он уж был не мальчик-стажер, да и задания получал посерьезнее, и, казалось бы, стукни кулаком по столу, не согласись, откажись, напиши рапорт! Ан нет. Возвращался ли он мысленно к своим сомнениям и добрым порывам, вспоминал ли он жгучую ревность к Марусе или к моменту, когда он оступился, и совесть его полетела в пропасть, — он вполне сознавал, что его жизнь, как резина, будет и дальше растягиваться в бесконечную подлость.

И, в очередной раз объявившись в Париже, он узнал, что Маруся уже здесь! Вся эмиграция гудит, стоит на ушах от счастья. Нина наболтала ему, где и в каком округе живет Маруся и в какой детский садик определят малыша осенью. Более того, выходило, что издательство “ИМКА-Пресс” предложило ей работу, на которую она согласилась, а летом она поедет с малышом в лагерь РСХД.

“Вот и настал момент нашей встречи”, — подумал Леня. Он вспомнил, как однажды Маруся его поцеловала, прижалась к нему, но это было случайно, в период отчаяния. Другом своим она его не считала, скорее наоборот, как и все, подозревала в чем-то мутном. А он приедет, расскажет ей все о себе, о деньгах, о Тамаре Николаевне и попросит у нее прощения. Он представил ее лицо, удивленные глаза, сосредоточенно сдвинутые брови… Но деньги? Как наскрести несчастную сумму? У кого попросить? Этого он не знал.