Вера. Надежда. Смерть

— Кто тебе давал право говорить про моего отца, а? — склонился надо мной убийца. — Мандавошка, я тебя спрашиваю!

Он схватил меня за ворот косухи и усадил на колени.

— Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Я ей, твари, жизнь спас, — сплюнул он, роясь в карманах куртки. — Давай сюда руки!

Пока он заводил за спину мою левую руку, я высвободила правую.

— Сука. Сиди смирно!

— Смирно? Тебя папа этой команде научил?

— Поговоришь мне сейчас.

— А мужиком быть он тебя не учил?

— Пасть закрой! — схватил меня за горло и, брызжа слюной мне в ухо, проорал маньяк.

Этой команде пришлось подчиниться. Трудно говорить, когда не можешь вздохнуть. Даже после того, как он выпустил мою шею, в горле продолжало так сильно першить, что на глаза наворачивались слезы. Пока я кашляла, он успел поймать обе мои руки и накинуть на них веревку. Почти теряя сознание от удушья, я все же смогла перекрестить запястья. Нужно же для приличия соблюсти хоть одно гребаное правило из шпаргалки.

— Сейчас я тебе покажу, какой я мужик… — проговорил он сквозь зубы, возясь с веревкой.

— Никакой, я с прошлого раза помню, — голос охрип, в горле все еще продолжал стоять ком, но сдерживаться я больше не могла. — У тебя так ни разу и не встал по-настоящему. Снова будешь запихивать в меня все подряд и представлять, что это твой огрызок? Кстати, а папа знает, что ты импотент? Или ты ему…

Он с размаху заткнул мне рот ладонью, при этом, кажется, выбив пару передних зубов. Красивых, ровных, белоснежных зубов. А если мой череп не прогорит, и однажды компания, приехавшая в лес за грибами, его найдет? Черт с носом, там все равно будет дыра. Но как я им понравлюсь беззубая?

— Мой отец был уважаемым человеком. Офицером, — проговорил мне на ухо убийца. — А ты проститутка. Шалава подзаборная. Нет, даже хуже. Ты сутенерша. Мамка, которая воспитывает шаболд. Еще слово про папу скажешь, и я тебя заживо спалю, поняла?

Я закивала. Он медленно убрал руку от моего лица.

— Так ты теперь сирота? Извини, я не знала.

Убийца не ответил, но и новых зубов мне не выбил.

— Соболезную, правда. Сколько уже прошло? Года четыре?

— Шесть почти.

— Значит, ты убиваешь уже шесть лет?

— Какого…

— Ты же после смерти папы начал, да?

— Я тебе сказал, заткнись!!!

— Прости. Он был очень хороший, теперь я это поняла. Из головы никак не выходит. Наверно, ты хотел ему доказать, что вырос достойным мужчиной. А все, что с тобой случилось в армии, вышло случайно.

— Не случайно.

— Но ты же в этом не виноват?

— Сердце подвело. Врожденный порок. Мать во время беременности хрень всякую жрала.

— А Надя курила, и при этом детей хотела, — будто бы продолжила его мысль я.

— Почему же вы бабы безответственные такие, а? — обошел меня справа и, наклонившись, заглянул в глаза. — От вас же жизнь человеческая зависит. Думаешь, я бы эту Надю стал убивать, если бы она себя как достойная женщина вела? Я на ней жениться хотел! Даже шанс исправиться дал.

— Когда отпустил?

— Нет, конечно. Отпустил я ее к тебе. Когда встречаться с ней начинали, попросил по-человечески: брось ты эту соску.

— А со мной? На мне ты тоже хотел жениться?

— Пока ты на свидании мне про работу свою не рассказала, был такой вариант.

Значит, как зовут моего отца, он узнал еще до знакомства, а кем я работаю — только на свидании. Как же.

— Но я второго шанса не заслужила, да?

— У тебя столько мужиков было, хрен знает, от кого ты потом родишь. Есть теория, что будущий ребенок берет гены от каждого полового партнера матери.

— Наверно, и с тобой так случилось.

— А? — наклонил голову он, явно не поверив собственным ушам.

— Мать спала с кем попало. Иначе как объяснить, что у такого достойного, храброго человека, как твой отец, такое ссыкло родилось? В армии слезы лил, папочку умолял домой забрать…

Я замолкла, увидев приближающийся кулак. Еле успела увернуться, иначе мой череп нашли бы не только без зубов, но и со сломанной челюстью.

— Ах ты сучка, — процедил сквозь зубы убийца. — Сейчас посмотрим, кто из нас ссыкло.

Как бы я ни старалась вывести его из себя, ничто, кроме сжатых челюстей и играющих на щеках желваков, не выдавало его ярости. Отступив от меня на шаг, он принялся расстегивать карманы куртки.

— Опять будем в госпожу и раба играть? Ой, извини, в господина, конечно, — прыснула я, еле сдерживаясь, чтобы не разреветься от страха. — Знаешь, сколько раз я это делала? Миллион! Все надо попробовать, чтобы других учить. Думаешь, меня до тебя никто не придушивал? Или ты единственный мне ляжки кусал? Правда, обычно после этого меня трахали еще, но ты же не можешь…

— Скучно тебе было, да? Сейчас я тебя удивлю.