Вера, Надежда, Виктория

– Ты не волнуйся, я их посажу подальше от Маргаритки, вон в тот угол, – угадал он ход ее мыслей и показал на дальний край их тоже немалого зала. Там, под искусственным деревом, стоял столик на четверых. – Им хватит, – объяснил Круглов. – Их трое.

Приятная беседа как-то разладилась, Лена уже подумала, что праздник заканчивается, как показались незваные гости.

Их действительно было трое: молодая девица, фигуристая и симпатичная, дядечка – видно, ее папаша – и совсем пожилая, если не сказать старая, женщина, которая, однако, выглядела на удивление благородно и даже величественно.

Малое отторжение у Лены вызвала разве что девица. И то лишь потому, что уловила направленный на нее одобрительный взгляд Круглова. У Малиновской по-прежнему не было никаких матримониальных планов на Николая Владленовича, но сработали инстинкты, которые не отменить никаким воспитанием или образованием.

Дядечка же не вызвал никаких чувств: обычный мужик лет пятидесяти с хвостиком, в меру упитанный и явно довольный жизнью. Такие мужики никогда не привлекали ее женского внимания.

Вот старуха интерес вызывала точно. Лена никогда не наблюдала вживую старых княгинь, но представляла их именно такими: с красивой седой укладкой, неярко и аккуратно накрашенных и, главное, с выраженным чувством собственного достоинства. В чем оно выражалось, если человек молчал, сказать трудно. Может, в абсолютно прямой спине. Может, в чистых и спокойных, не выцветших до безжизненности, как у многих стариков, глазах. Может, еще в чем. Но выражалось несомненно.

Николай обустроил прибывшим уголок, а чтобы гости не обижались – объяснил причину: малышке после тяжелой болезни нежелательно контактировать с новыми людьми. Дядечка – его звали Ефим Аркадьевич – проникся, но предложил свой вариант. Девочка все равно уже играла в детской зоне недалеко от столика юбиляра. А потому Ефим Аркадьевич пригласил Николая и Лену сесть с ними, не подвергая, таким образом, ребенка никакому риску.

Николай радости не выказал, однако и не отказался: видно, тот, кто за гостей просил, был ему человеком не посторонним. Через минуту Лена и Круглов сидели за столиком вновь прибывших.

– А что с ребенком? – спросила у Лены «княгиня», которую, как выяснилось, звали Вера Ивановна. Лена терпеть не могла рассказывать про их с Маргариткой беды, но вопрос был задан так, что исключал праздное любопытство.

Еще через пару минут она уже не жалела о завязавшейся беседе. Легко и непринужденно старая докторша выдала ей столько полезного и ценного, что Лена была бы не прочь продолжить знакомство и после юбилея.

Вера Ивановна легко согласилась посмотреть ребенка на следующий день. Они собирались остановиться в городе как минимум на пару суток, и время было выбрать несложно.

Между тем Ефим Аркадьевич – видно, предупрежденный их общим знакомым – преподнес юбиляру подарок. Это была небольшая акварелька…

Нет, ее нельзя назвать акварелькой. И вовсе не из-за серьезной, явно дорогой рамы, едва ли не вдвое увеличивающей площадь картины.

Это, несомненно, было произведением искусства, хотя и довольно необычным.

Акварель размером в пол-листа писчей бумаги представляла собой странный натюрморт: на маленькой подставке возлежали головка чеснока, две чесночные дольки отдельно и маленькая баночка чернил, рядом с которой была изображена перьевая ручка.

Вот, собственно, и все. Почему чеснок, почему ручка с чернилами? Почему они вместе? Непонятно.

Однако эта странная композиция в дорогой, хоть и без изысков, деревянной раме выглядела очень стильно и легко могла стать визуальной доминантой даже довольно большого помещения.

К тому же это была приятная визуальная доминанта. Сочетание цветов радовало глаз так же, как сочетание предметов напрягало ум.

Подарок произвел впечатление и на юбиляра. Он с явным удовольствием принял работу.

– Это художник, которого я продвигаю, – похвастал Ефим Аркадьевич. – Бог дал ему талант, а я – все остальное.

«Похвальная скромность», – подумала Лена.

Юбиляр тоже оценил:

– Если вы предполагаете наличие в мироздании бога, то все остальное – тоже его работа, только вашими руками.

– Можно и так сказать, – легко согласился Ефим Аркадьевич, сооружая на своей тарелке замысловатую композицию из почти всего, что было на столе. Похоже, после того, как официант принес салаты и закуски, теологические и филологические дискуссии его интересовать перестали.

Молодая девчонка в основном молчала, но вскоре диспозиция прояснилась: троица ехала в город по каким-то важным делам. Родственными узами были связаны только женщины – бабушка и внучка. А довольный жизнью очкарик оказался университетским профессором и к тому же боссом этого странного бродячего коллектива.

По сути дела сказано было немного, по крайней мере, Лену ничего в разговоре не зацепило, кроме слов про томограф и экспертные системы УЗИ. Тем не менее Николай Владленович пообещал гостям любую поддержку, каковая будет в его силах, посетовав лишь, что город пока для него чужой и особых связей он еще не наработал.