Поначалу швейцарец, не знавший по-русски ни слова, пытался разговаривать с Полиной через переводчика (который тоже не знал по-русски совершенно ничего, и поэтому говорил с нею по-английски). Вскоре до швейцарца дошло, что он тоже умеет говорить по-английски, и он его отослал. Осознание возможности самому общаться с русскими заняло у швейцарца всего-то каких-то двадцать минут, так что можно смело сказать – он был собой весьма доволен.
Общение Полины с господином Обре больше напоминало урок английского языка, на котором очередной троечник, заикаясь, пытается рассказать строгому преподавателю что-то из разряда: «Moscow is the capital…», но это парочку ничуть не смущало. Они мило ворковали друг с другом, не обращая внимания на остальных гостей – Полине только иногда приходилось пинать Аполлинария под столом, чтобы тот не сильно пыхтел, потел и меньше пил.
Беседа становилась все непринужденнее и непринужденнее, и постепенно швейцарец впал в раж, а Полина всячески этому способствовала. Все шло хорошо, и она уже принялась строить планы, как бы ей потихоньку (как минимум, на вечер) избавиться от Аполлинария, как тот вдруг встрепенулся, решил, что на него незаслуженно не обращают внимания, и стал всячески встревать в разговор. Уже одно это было совсем не к месту – но стало еще хуже, когда Аполлинарий на корявом и полупонятном английском языке начал доказывать швейцарцу, что, вообще-то, Полина – его (Аполлинария) женщина. И что она полностью находится в его власти и зависит от него.
Сперва швейцарец пытался спокойно слушать, но после очередной реплики Аполлинария о том, что нельзя трогать его собственность, его терпению пришел конец. Он подозвал к себе переводчика и охранника из местных китайцев и вежливо попросил пересадить Аполлинария за соседний столик и принести ему еще немного виски – чтобы он не чувствовал себя покинутым. Аполлинарий попробовал было возразить, но почти сразу сник и безвольно позволил отвести себя на новое место. Он только молча, жалобно и укоризненно смотрел на Полину, но та делала вид, что ничего особенного не произошло, и продолжала смеяться над шутками швейцарца. Пришлось и Аполлинарию погасить свой выразительный взор и отдать дань крепкому хмельному напитку – а что еще делать, когда с тобой поступаю вот так?
Тем временем подали горячее. С начала приема прошло уже почти два часа. Швейцарец периодически отвлекался от Полины и произносил длинные, наполненные бравурными нотками и водопадом позитива тосты. В этот момент гости замирали и благоговейно слушали, и только один Аполлинарий пил, не соблюдая делового этикета. Он уже дошел до такого состояния, что скоро вот-вот должен был окончательно потерять связь с реальностью.
Полина же наслаждалась не только обществом галантного швейцарского джентльмена, но и изысканной едой. Сначала подали капуны, потом – раклет, затем картофельную запеканку с окороком и грудинкой, потом еще что-то – и так без конца. Услужливый официант постоянно подливал ей вина, на ухо что-то на иностранном лепетал швейцарец – в общем, хорошо и уютно.
Единственным неудобством была только необходимость иногда напускать на себя серьезный и неприступный вид. Но с этим можно жить. А швейцарец тем временем разошелся не на шутку. Теперь он перешел с английского (который, как известно, пригоден только для того, чтобы отдавать команды на казнь сипаев в Индии) на французский, и из его уст нескончаемым потоком посыпались отдаленно знакомые «amour» и «passion».
Полина, подавляя зевоту и уже порядком устав от швейцарского напора, прикидывала, стоит ли ей покрепче насесть на пожилого мачо или же сначала как следует выдоить Аполлинария. Конечно, этих двоих нельзя сравнивать, но о прижимистости швейцарцев ходили легенды, и как бы не оказалось, что она махнет шило на мыло.
– С другой стороны, а почему нет? – думала она, – должно же мне когда-нибудь по-настоящему повезти, а такой шанс выпадает не каждый день! Вдруг удача будет на моей стороне, но если даже и нет – почему бы просто немного не пощипать этого толстого цыпленочка? Богатство-то из него сочится, как жир из швейцарского сыра! И в Швейцарии я ни разу не была – интересно съездить посмотреть!
Наконец Полина решила, что всякая настойчивость должна быть вознаграждена, и, пожелав швейцарцу ее таки проявить, отбросила все сомнения и напрочь забыла об Аполлинарии, переключив внимание на объект попритягательнее.