Чем чревата эта политика? Она обеспечивает такие людские потребности, которые взрослые, желающие быть свободными, должны обеспечивать себе сами. Если они позволят государству предоставлять блага, которые они могут обеспечивать сами — такие как найм на работу, образование детей, сведения о том, какую еду есть и какие препараты принимать, — с ними произойдет, нравится это кому-то или нет, инфантилизация, и они будут зависеть от государства все сильнее и сильнее. Они начнут определять себя и других и соответственно обращаться с собой и с другими не в качестве ответственных действующих лиц, а в качестве жертв нищеты, дискриминации, злоупотребления наркотиками, злоупотребления в отношении детей, а также психического заболевания. Такова трагедия нашего нынешнего состояния: «права», на самом деле представляющие собой правила, такие как право на медицинскую помощь или на социальное обеспечение, множатся. В то же время мы лишаемся действительных прав, таких как право на самолечение или на самоубийство53
. В рамках общественного порядка, опирающегося на уважение верховенства права и свободный рынок, взрослые должны иметь право на то, чтобы ошибаться, не в меньшей степени, чем на то, чтобы быть правыми. Я предлагаю считать право быть «психически больным» образцом права быть неправым. (Если человек, которого называют душевнобольным, лишает других права на жизнь, свободу и собственность, с ним следует обращаться точно так же, как мы обращаемся с людьми, которые совершают эти преступления и которых душевнобольными не называют.)Краткое рассмотрение языка психиатрии всегда поучительно. Пятьдесят лет назад психиатры говорили о психических заболеваниях — неврозе и психозе. Сегодня они используют эти термины не так часто. Вместо этого психиатры говорят о «психическом расстройстве», и этот термин еще больше дискредитирует их претензии на статус медицинской науки. Когда я был молод, психиатры признавали, что невротики
Либертарианцы справедливо отмечают, что свободный рынок «работает» лучше, чем командное хозяйство. Именно здесь кроется причина, по которой столь многие либертарианцы неохотно выступают против психиатрии.
C XVII в. людям становилось очевидно, что свободный труд экономически более производителен, чем труд раба, а сотрудничество и договор нравственно предпочтительнее господства и принуждения. Со времени падения советской империи немногие сомневаются в том, что рыночная экономика, основанная на договоре, предлагает более эффективные средства создавать материальное благосостояние народа, чем командная экономика, основанная на принуждении. Это ведет к очевидному вопросу: если рыночные отношения — столь эффективный метод нашей защиты от материального дискомфорта и страданий, почему такие отношения не стали повсеместным способом организации человеческих дел? Адам Смит ответил: «Ожидать… что свобода торговли когда-либо будет полностью восстановлена в Великобритании, столь же абсурдно, как ожидать, что Океания или Утопия будут когда-либо обустроены в ней. Не только предрассудки населения, но — что куда более непобедимо — личные интересы многих людей непреодолимо нацелены против этого»55
. Смит был слишком оптимистичен. Он предполагал, что люди хотят мира и процветания — для того чтобы производительно вести свою личную жизнь, работать, создавать семьи, растить детей.