Вера в верования и наоборот

Ту, которая меня спасла, звали Тамара. Она была настоящей, с родовой кровью и великим и большим даром в бессчетном поколении. Она гадала, предвидела, находила людей и вещи, животных. И исцеляла. Молитвами, заговорами, руками. Она редко появлялась на людях, выезжала только в церковь, на природу и в магазин, в котором щупала продукты руками, даже через упаковки, выбирая то, что нужно. Я не сомневался уже тогда, что она наверняка работает не только на простых клиентов. Но, собственно, какая разница? Мало того, что она помогала всем, – она спасла мне жизнь. Когда пришло время расставаться с ней, мне было то ли грустно, то ли весело. С одной стороны, я был рад, что общение и работа с ней закончились. С другой… Мне какое-то время казалось, что я не смогу без ее помощи. Но в монастыре, в который я уехал в очередной раз, все чувства и мысли закончились. И мне стало абсолютно ясно, что нет ничего и никого сильнее Бога. Непознанного, но виденного мной однажды в покаянии. Во что веришь – то и будет. Кто-то доказал, что можно верить в собственную зажигалку. Что она волшебная и творит чудеса. А мне всегда нужен был глобализм. Во всем. И от этого мой Бог во мне всегда был глобальным. И я глобально держал посты, глобально посещал службы и всенощные, глобально отдалялся от социума. И все время возвращался в него.

***

Она была красива невероятной красотой. Я хотел ее съесть. Вместе с её прекрасным именем Инна. Такую живую и прекрасную, с рыжими волосами и единственным в мире моим любимым взглядом. Когда она входила, я набрасывался на нее и уже не отпускал. Я мог пролежать с ней рядом неделю. Или две. Может, больше. Но надо было вставать, куда-то идти, что-то делать. Я не мог без нее вообще. Могла ли она без меня? Я думал, что нет. Это была любовь? Да. Страсть? Тоже. Ревность? К любому фонарному столбу, мимо которого она проходила. Я любил ее бесконечно. Я любил все, что в ней, на ней, под ней, ее дом, ее ребенка не от меня и ее мир. Он был невероятной загадкой, самой загадочной и красивейшей во всей вселенной. Я знал, что это может закончиться? Нет. У меня не было таких мыслей…

…Я увидел ее, еще не уехав из Москвы. В газете, на фото. В газете была статья и фото, на котором девушка рассказывала про свое творчество и жизнь. Во мне так что-то дернулось внутри… Не екнуло, а именно дернулось. Я уже тогда знал, что буду с ней. А когда увидел ее перед собой, сразу сошел с ума… И она сошла с ума, и весь мир сошел с ума и воцарилась гармония. Потому что мы все были сумасшедшими. Я всех видел именно такими. Мы были приятными сумасшедшими с одной планеты, тоже очень приятной. На ней падали самолеты, иногда космические корабли, тонули океанские лайнеры, но все это было неважно, потому что я перестал бояться умереть. Однажды она заболела – сильно-пресильно – и сказала мне в больнице: «Умереть не страшно и не больно. Страшно только тем, кто это видит». Мне было и страшно, и больно, видя ее больную. Она, конечно, не умерла. Но она убила меня. И я умер. Я лежал мертвый несколько лет. И все равно с ней встречался. Она уже вышла замуж, уже жила в другой стране. А я целых 3 года просыпался с ощущением, что она рядом. Но я был один. Я спал со светом, пугаясь темноты, спал со всеми проститутками, которые мне попадались, спал с другими женщинами и пил, пил… Оттого, что не понимал ничего. Я столько раз задавал себе вопрос: как можно так любить и одновременно ненавидеть одного и того же человека?! И не находил ответа. И Бог его не давал. Я узнал, что она спит с другими совершенно случайно. Я полагал, что ошибся, что это не так. А все и было «не так». Она хотела меня и денег. Одно у меня было, а второго не было. В достаточной степени. И она спала с богатыми дядьками…

Я не опускался в это время, я поднимался. Еще не по мраморной лестнице, среди вечно цветущих зеленых деревьев и трав, но я уже шел к этой лестнице наверх. Я бегал по узким закоулкам своего мозга, бегал от страшных монстров и сухости во рту. Я загонял себя водкой так, чтобы не помнить ничего. Театр спасал меня, но я уже пару лет не понимал, зачем я в нем нахожусь. Дар, который пришел ко мне от второй клинической смерти, лежал на полке. И я только изредка пользовался им, помогая кому-то. Когда жуткие 3 года истекли, я воскрес. Все стало новым и радужным. А прошлое – ироничным. Я знал, конечно, что полученная от нее рана будет во мне всегда, но сама она перестала меня волновать. И если еще недавно я чувствовал, что Инна приехала в Ригу, что можно даже не звонить, а прямиком ехать к ней, то теперь…