Вера в верования и наоборот

Фельдшер поднялась и в свои неполных шесть лет я вдруг увидел настоящие женские красивые ноги. И белые трусики под халатом. И вообще, было хорошо от укола.

…Помню открывшуюся дверь, очень высокую бабусю. И еще она говорила еле слышно. «Мамочка, Вы посидите здесь, а его я забираю в комнату».

В комнате ничего не было, кроме стола, множества икон и горящих свечей. Еще были стулья. И запах. Он был такой приятный. Это был мой запах. Не знаю, что еще так любимо пахло. В шестилетнем возрасте много чего вкусно пахнет, но ладан и воск пахли вкуснее всего.

Когда она стала читать молитвы, у меня приятно закружилась голова. Потом я стал дико кашлять. Потом опять задыхаться от астмы, с которой родился. Мама попыталась зайти в комнату, но бабуся ее выдворила обратно. Потом я потерял сознание, но мне не было страшно. Я и на пляже не успел испугаться, когда попал в кому. А бригада «скорой» просто купалась рядом. И машина их стояла прямо на пляже. И все медикаменты у них были с собой. У них просто был обед…

Я открыл глаза. «Ключ, замок, язык. Аминь». Это единственное, что я слышал от этой высокой бабуси. Астма закончилась навсегда. Иногда я начинал задыхаться и мне казалось, что все вернулось. Если бы кто-то тогда мне рассказал про фантомные страхи, я бы вообще ничего в жизни не боялся. Или боялся бы самую малость. Когда страшно совсем чуть-чуть. Но тогда можно заставить себя заснуть, закатив глаза под закрытые верхние веки. И ровно дышать. Снизу, от ног… К голове.… Потом к диафрагме. Потом к груди и к животу… К кадыку и к низу живота.. Ко лбу и к члену.… И к макушке…

8

…Три кольца сошлись в одно, когда одна тысяча сто одиннадцать свечей положили рисунок «пирамиды» на стену подземелья. Она подняла со стола меч с золотой рукоятью и причудливой эмблемой в перекрестье гарды. Голос сливался с шумом далекого прибоя у вечного Норвежского фьорда. Отблеск… Луч в пирамиде… Три кольца в одном… Шестой Оракул шевельнулся, чуть приоткрыв глаза. Меч дал новый луч, образуя в пирамиде на стене незаконченный треугольник. Пение усилилось. Свечи, все, как одна, выровняли свое пламя, которое застыло в ожидании… Тени… Отблески… Открывающиеся медленно глаза… Оракулы сходились вокруг стола. Чандра неспешно взошла на стол. Оракулы в медленном перешаге усиливали ритм в такт ее пению. Меч в руках занял позицию горизонтального замаха, причудливая эмблема на рукояти сверкнула на потолке, и меч, не спеша, пошел по кругу против часовой стрелки… Оракулы зашептали одновременно с ритмом, отбиваемым ногами и пением Чандры. Из кувшина в заднем левом углу подземелья показался капюшон кобры. Меч наращивал скорость. Прибой с бешеной силой бился о древнюю Норвежскую скалу. Мгла накрывала все побережье. Ветер свистел голосами сирен и их звуки стали проникать в подземелье. Кобра в полугоризонтальном положении медленно двигалась к столу. Танец оракулов становился неистовым. Чандра, двигаясь в противоположном направлении от меча. Блики… Пирамида засветилась яркими лучами, закончив в рисунке треугольник. Три кольца в одном в виде нимба над головой Чандры осветили все подземелье. Кобра плавно вползла на стол и затанцевала в боевой стойке между ног Чандры. Меч описывал бешеные круги с неистовой силой. Могучая волна одновременно с молнией и раскатом грома ударила в древний Норвежский фьорд, расколов многовековую скалу на три равные части. Чандра молниеносно оказалась на коленях, меч застыл, и эмблема с отрезанной головой Иоанна Крестителя на блюде на долю секунды отпечаталась на потолке подземелья. Резким движением с разворота Чандра снесла голову кобре точно над капюшоном. Не дав змее упасть, она схватила ее правой рукой, пережав артерии.

– Быстрее!

Оракулы ускорили танец. Пран оказался у стола незаметно, возникнув из ниоткуда, словно призрак. Сверток в руках, скрещенных на его груди, раскрылся сам собой, и голова младенца оказалась точно под рукой Чандры с коброй. Пран разжал младенцу рот, параллельно его движению Чандра разжала пальцы, сжимавшие артерии кобры. Кровь брызнула в рот младенцу. Пран, помогая ребенку сглотнуть, усадил его на своих руках. Младенец зажмурился.

– «Охм-м-м!»… Чандра победно вскинула меч в «салют»

– «Охм-м-м!»… Пран и оракулы трижды повторили ее звук громким эхом… Скала старого фьорда, раскроенная натрое, блеснула в луче последней штормовой молнии, ярко осветив стоящего на средней части скалы Вождя с волком у его ног.

– «Аммэнн»!

Вождь лишь одними губами шепнул и повторил еще дважды:

– «Аммэнн!»…

Две части раскроенной скалы осыпались в буруны волн. Небо облило остров Тура красным заревом, рисуя точно такую же пирамиду с треугольником из трех лучей, в центре которого мелькнула отрезанная голова Иоанна Крестителя…

9