– Я, Маргаритка, стихов не пишу. Совсем. Не пишутся у меня.
Не верю, хотела сказать Марго и даже рот открыла. Но тут же поняла, что верит. Что это правда.
– После армии, Марго, – так же мягко сказала Лара. – После армии – не пишет. Раньше-то писал.
Рогатые рыбы, колючие шары, змеи с плавниками неслись друг за другом в черноте под стеклом. В маленькой лужице лопались пузырьки.
– На самом деле это замечательная история, – спокойно и с улыбкой заговорил Соло. – Как-нибудь, но лучше не прямо сейчас, посмотри в Энциклопедии так называемый Брянский инцидент. Ошибочный запуск по несуществующей цели… ну неважно. А важно то, что главным героем этого инцидента был твой покорный слуга. Тогда молодой и на вид безвредный. Шуму было… Собственно, этот инцидент и создал… прецедент. С тех пор такие, как мы с тобой, почему-то считаются негодными к вычислительной службе. А до того пытались как-то скорректировать, чтобы нам было проще выполнять гражданский долг. Никакого вреда нам от этого не было – то есть ничего такого, что поддавалось бы диагностике. А стихи… стихи такая штука, которую к медицинской карте не подошьёшь.
– Соло… я…
– Ой. Ну ты что? Стихи – не единственный способ, знаешь ли.
– Хватит ужасы рассказывать девушке. Давай-ка ещё по одной?
– Да, – сказала Марго. – Давайте.
Она плохо помнила, как забрела в кофейню. Перед ней поставили белую чашечку с чёрным эликсиром, и шампанское наконец перестало щипать в носу, отступило от глаз.
Марго вынула эском, быстро набрала несколько слов. Отправила. Посмотрела немного на экранчик и принялась размешивать сахар. Проклятье, губы всё равно расползаются в стороны, как у маленькой, и подбородок дрожит… Хорошо, что я написала ему. Но он же всё равно не ответит, ну и что?
Кофе оставалось на четверть глотка, когда эском звякнул. Письмо. Наверняка ерунда какая-нибудь, реклама…
50/09/29. Solo. Письмо пустое! Нет: с музыкальной прицепкой. Марго сунула в ухо банан и кликнула на квадратик с нотой.
Гитара и скрипка… и голос:
И всё, конец фрагмента. «Перезапустить?» Нет.
Цитата должна быть ясна с первого раза.
«Расслышать бурю за плясом дробным не доведётся ни нам, ни детям». Но ведь можно всё слышать и делать вид, что не слышишь, и продолжать танец, потому что так нужно. Чтобы встретиться потом.
Она вытащила из кармана клавиатуру, расправила её на столике, подключила и открыла предпоследний файл.
Речь
Генри Лайон Олди
Скидка на талант
– Простите, ради бога, вы не хотите продать душу? А купить? Жаль. Я бы мог со скидкой…
Нет, нет, ничего, я уже ухожу. Ухожу, унося в памяти честный и прямой ответ на честный и прямой вопрос. Это такая редкость в наши дни, битком набитые гнусными намёками на душевное равновесие, на посещение психоаналитиков… Не считая, разумеется, вульгарностей, достойных притона, но никак не светской беседы, а также попыток нанесения телесных повреждений разной степени. Ужасный век, ужасные сердца…
Вы знаете, ваше иронически-легкомысленное «Ламца-дрица-оп-ца-ца» разительно контрастирует с умным взглядом серо-голубых глаз из-под бифокальных очков в дорогой оправе. Я не слишком многословен?.. И отодвиньте ваш бокал, я вполне кредитоспособен. Кто протянул руку? Я протянул руку? Вполне возможно, но уж никак не за вашим бокалом, кстати, полупустым, а желая исключительно представиться…
Очень приятно. Лео Стоковски. Увы, не однофамилец. Только сидите, сидите, а то у вас загорелись уши, и сквозь резко поглупевшие серо-голубые глаза видна задняя стенка черепа с сакраментальным «Мене, текел, фарес». И даже если две полки в вашем кабинете блестят дерматиновыми корешками с моим именем, то это отнюдь не повод заливать бар сиропом любезностей. Ещё пять минут назад вы колебались, не дать ли назойливому пьянчужке по интеллигентной морде, а теперь… Не спорьте со мной, наверняка колебались. Я бы на вашем месте обязательно дал. Не колеблясь.