Вербовщик. Подлинная история легендарного нелегала Быстролетова

«В городе наблюдаются ежедневно пьяные и безобразные скандалы, учиняемые преимущественно проезжающими через Севастополь военнослужащими, – констатировало комендантское управление. – Причем нарушители общественного порядка настолько дико ведут себя, что ни уговоры, ни грозящая ответственность на них не действуют».[65]

Однажды Быстролетов увидел лежащего на бульваре пьяного подпоручика в красивой черной форме Корниловской дивизии – той самой, что брала Курск и Орел. Он узнал в нем своего знакомого по гимназии, учившегося классом старше. «Я постоял над ним в раздумье. Гм… Нет, Толстому приличнее быть рулевым…».

За образцовое исполнение служебных обязанностей его повысили в матросы 1-го класса (следующим шел чин рулевого). А год заканчивался ожиданием близкой катастрофы. Черноморское командование начало загодя и скрытно готовиться к вероятной эвакуации, что породило слухи, будто флот собирается тайком покинуть Севастополь и оставить город и армию на произвол судьбы. Контрразведка искала на военных судах заговорщиков. Большевистское подполье изредка заявляло о себе. В ночь на 19 декабря кто-то пробрался к осушенному доку портового завода, где для проверки и починки корпуса стоял «Рион», и бросил туда гранату. Быстролетов в это время дежурил на батарее дока.[66] Судно не пострадало – и ближе к весне было спущено на воду.[67]

На фронтах положение складывалось хуже некуда. Красные заняли Ростов-на-Дону и Одессу, тяжелые бои шли уже на крымском Перекопе. 13 марта 1920 года «Рион» направился к Новороссийску, откуда спешно эвакуировались Добровольческая и Донская армии. Матроса Быстролетова на его борту уже не было.

* * *

«Эти годы тогда представлялись мне бурей, а себя я считал листом, сорванным с ветки, уносимым в неведомую даль. Рядом гремели войны, менялись границы государств, сотни тысяч обезумевших и голодных людей бежали одни туда, другие – сюда. И я бежал тоже, прыгал через тех, кто упал, и падал сам…»[68]

Можно ли назвать трусостью нежелание погибать за то, во что не веришь? Генерал Слащёв, назначенный командовать обороной Крыма и призывавший сплотить все силы в борьбе за спасение России, позднее признавал, что в тот момент «всюду царствовало недоверие, части таяли, разгром разрастался». В конце января 1920 года случилось невероятное – белогвардейский мятеж в белом тылу. Добровольческий отряд капитана Орлова из Симферополя потребовал «устранить от власти» тех, кто своим бездарным руководством способствовал военной катастрофе. Севастопольская газета «Юг», не страшась цензуры, печатала «Думы строевого офицера» о причинах развала армии, от которой требовали жертвенности, но использовали как «пушечное мясо».

Когда матросов «Риона», годных к строевой службе, списали на берег, вручив воинские повестки, Дмитрий Быстролетов уже всё для себя решил. В порту он высмотрел пароход, готовившийся идти в Турцию, ухитрился пробраться на борт и спрятался в угольном трюме. Кочегары вскоре его обнаружили, но не выдали, взяли в подручные и в конце пути помогли сойти на берег. В повести «Шелковая нить» судно названо «Цесаревичем Константином», в протоколах допросов Быстролетова в НКВД – просто «Константином». В середине марта 1920 года такой пароход действительно бросил якорь на рейде Константинополя.

Администрация Антанты контролировала всё и вся в столице капитулировавшей империи, и пассажиров с русских пароходов выпускали в город только после тщательной проверки паспортов и разрешений на въезд. Но матросам было не столь сложно выйти за территорию порта, а там… Желающий остаться на чужбине мог легко затеряться среди разноязыкой толпы на улочках Галаты. Однако и расслабляться не стоило: Бюро международной полиции строго блюло свои обязанности, и нечаянная встреча с ее представителями могла обернуться арестом и депортацией беглеца.

Белый Крым удержался, красные не смогли прорваться через Перекоп. Генерал Врангель, принявший командование Русской армией, пытался навести порядок и планировал реванш. Но в турецкой столице уже печатались эмигрантские газеты.