Вердикт двенадцати (сборник)

«Редактору „Пулфорд игзэминер“ Милостивый государь!

Ваш корреспондент, некто „Брут“, выражая недовольство закрытием Моттрамовского центра отдыха в семь часов вечера, пишет, что этот подаренный городу Центр „сооружен на деньги, отнятые у бедняков“. Так вот, милостивый государь, я не имею касательства к решениям муниципалитета об открытии Центра отдыха и закрытии оного. Я пишу вам как частное лицо, как гражданин, который сделал все, что в моих силах, чтобы жизнь граждан Пулфорда стала повольготней, и хочу знать, зачем нужно вовлекать мое имя в эту дискуссию, да еще в таких оскорбительных формулировках, которые использовал „Брут“. Этот Центр отдыха подарен мною пулфордским жителям двенадцать лет назад, и вовсе даже не потому, что я надумал „откупиться“, а потому как мне шибко хотелось, чтобы они, особенно ребятишки, кой-когда подышали свежим воздухом. Ежели „Брут“ соизволит предъявить документы, которые обскажут, где и как мои работники получали меньше, чем положено…»

На этом месте письмо обрывалось.

— Пером он не больно-то ловко владел, — заметил Бридон. — Думаю, утречком нашему приятелю Бринкману пришлось бы переводить все это на английский. Да-да, я знаю, что ты сейчас скажешь: если б он решил покончить с собой, то или не стал бы вовсе начинать письмо, или потрудился бы дописать его до конца. Но как бы там ни было, мне это письмо не нравится… Между прочим, пора нам идти обедать, а то они Бог весть чего напридумывают! Еще вообразят, что мы тут слишком долго вынюхиваем, а? Ладно, Лейланд, я не буду портить тебе музыку. Как насчет пари на пять фунтов — самоубийство или убийство?

— А что? Я не против. Тогда давай без секретов.

— Давай. Играем в открытую. Но каждый будет ежедневно записывать свои подозрения и аргументировать их, а потом мы сравним свои заметки. A-а, миссис Дэвис? Да, конечно, сейчас идем.

Глава 5 УЖИН И МИСТЕР БРИНКМАН

Кухня миссис Дэвис если и не вполне оправдывала иронические выпады старого джентльмена, то все же не лишала их основания. Подобно всем представительницам своего класса, хозяйка охотно пользовалась речевыми уловками и всегда недооценивала количество, говоря о большой суповой миске как о «капельке супа», но переоценивала качество, изо дня в день предлагая постояльцам на ужин «хорошую отбивную». Отбивная-то на столе неизменно появлялась, однако же, по выражению старого джентльмена, «хорошая отбивная» внесла бы приятное разнообразие. С той же неизбежностью, с какой на завтрак подавали яичницу с беконом, на ужин вас потчевали отбивной котлетой, а «немного сладких фруктов на десерт» знаменовало появление унылого бланманже (миссис Дэвис называла его формой, по главному атрибуту) и горсти охлажденных слив ренклод. Сливы были не иначе как из сада Алкиноя[9], потому что их сезон продолжался круглый год. Останься Анджела здесь недели на две, она бы, наверное, вплотную занялась миссис Дэвис и подбросила ей кой-какие интересные идеи. А так она смирилась, чувствуя, что самоубийство в доме и без того доставило хозяйке массу хлопот, с другими встрясками лучше повременить.

Столовая в «Бремени зол» была недостаточно велика, чтобы общество могло расположиться за разными столиками, тихонько беседуя и подозрительно поглядывая на соседей. Здесь был один-единственный стол на всех, а это требовало от постояльцев беспрерывных упражнений в вымученном добродушии. Бридон с Лейландом ломали голову над тайной верхней комнаты и пребывали в созерцательном расположении духа; Бринкман откровенно нервничал и отчаянно старался избегать разговоров о трагедии; Анджела, которая не впервые оказывалась в подобной ситуации, благоразумно помалкивала. Только старый джентльмен, по всей видимости, чувствовал себя совершенно непринужденно, с полнейшим хладнокровием рассуждая о Моттраме в той иронической манере, которая, похоже, была его неотъемлемой особенностью. Бринкман весьма ловко парировал его выпады, показывая присутствующим, что он и мир повидал, и вообще не дурак, хотя и обделен чувством юмора.