Верещагин (Кончерто гроссо)

– Что ж, в конечном счете, я всегда знал, что так оно и будет. Конечно, иди. Хочешь, чтобы я пошел с тобой?

– Нет, я сама. Спасибо тебе. Он ни о чем меня больше не спрашивал. На следующий день я застала на работе Верещагина в приподнятом настроении:

– Ну что, мы премию получили!

– Нобелевскую? – спросила я мрачно, растирая плечо.

– Почти. За свободу прессы, международную. Надо лететь в Прагу, получать.

– Отлично, – я в этот момент включала свой компьютер.

– Тебе в Прагу надо лететь, говорю, – повторил Верещагин, и я только теперь уловила слово «тебе».

– Когда?

– Завтра. Вручение послезавтра.

Это был день, когда в Большом зале играли Кончерто гроссо.

– Нет, я не полечу. Исключено.

– Полетишь как миленькая! – заорал Верещагин. Но потом, увидев мое лицо, понизил тон: – Слушай, я знаю, у тебя сейчас со здоровьем проблемы и всё такое, но они хотят только тебя. Думаешь, я не слетал бы в Прагу? Да с дорогой душой! Но это их требование: чтобы была ты. Мне тут начальство уже обзвонилось, пойдем. Проси бизнес-класс, на эконом не соглашайся, – он подмигнул мне. Я в этот момент думала только об одном: я не попадаю на концерт. Когда мы с Верещагиным вышли от начальства, я уже все решила.

– Слушай, я лечу, тут уж никуда не деться, но ты должен мне кое-что пообещать.

– Валяй, я сегодня добрый.

Я отыскала анонсы на неделю, нашла нужную строчку, обвела ее красным фломастером.

– Обещай мне, что ты отправишь сюда съемочную группу. Что они сделают репортаж и его дадут в новостях, когда меня не будет.

Верещагин глянул в анонсы.

– Слушай, имей совесть! Чтобы я потратил съемочную группу на эту муть?! В жизни никогда!

– Ах, так? Тогда я никуда не лечу. И скажу начальству, что это ты во всем виноват.

Он еще раз прочитал анонс, пулеметно выругался.

– Да что это такое-то? Что за автор? Его хоть кто-то знает?

– Поверь мне, Верещагин, он гений. И пишет гениальную музыку. Это нас с тобой забудут назавтра, как только мы перестанем мелькать на экране, а он останется. И к тому же обрати внимание, как называется этот его Кончерто гроссо. «Верещагин»! – это был мой последний аргумент.

– А с чего вдруг название такое? – прищурился Верещагин. Он во всем и всегда видел подвох и заговор.

– Долго объяснять. Поищи в Интернете, почитай книжку, тебе пригодится для саморазвития. Так мы договорились?

Я видела, что он убить меня готов, но знала, что беспокоиться не о чем: все будет сделано. Вот почему я работала с Верещагиным.

– Попроси корреспондента, который туда поедет: пусть оставит мне все, что снимет, – это последнее, о чем я его попросила.

Вот здесь он посмотрел на меня уже с подозрением.

– Этот композитор знакомый твой, что ли?

– Вроде того. Всё, Верещагин, давай работать. Я подумала еще, не оставить ли съемочной группе книжку, чтобы они отдали ее Профессору, без всяких объяснений, но потом поняла: нет. Я хочу сделать это сама. Потом, когда-нибудь. В Праге у меня не было ни минуты свободной: на два дня, кроме церемонии вручения премии, мне запланировали еще шесть или семь встреч. Все хотели знать, что у нас там происходит, в городе. Я надеялась, что в день концерта, когда в Большом зале будет играть Кончерто гроссо, я хотя бы посмотрю вечерние новости в гостинице, но не тут-то было, вечер тоже был занят. А наутро надо было вылетать обратно.

В аэропорту, когда я ждала самолета, мне пришло сообщение от Верещагина: «Сделано. Репортаж про гения тебя ждет». Можно было, конечно, залезть на сайт телеканала и все посмотреть прямо сейчас, но мне не хотелось спешить. В каком-то смысле спешить больше было некуда.

Встречала меня редакционная машина, а Доктор ждал дома. Дочка была на репетиции, у них в музыкальной школе надвигались выпускные экзамены. Я сразу увидела, что Доктор хочет мне что-то сказать, он никогда не умел это скрыть.

– Что?

– Нет, ничего. Я не люблю, когда ты уезжаешь, ты же знаешь. Даже на два дня.

Да, это я знала, но не это же он хотел мне сказать.

– И все-таки?

– Может быть, тебе будет интересно. Я сходил вчера в Большой зал, на концерт.

Его-то я об этом точно не просила.

– И как?

Он помолчал.

– Знаешь, это гениальная музыка. Я не ожидал, правда. И там, ближе к концу уже, есть такой фрагмент… никогда не могу запомнить названия частей в этих длинных концертах… но вот этот фрагмент будут играть потом все оркестры мира. Это портрет, и я точно знаю чей.

Я потерла плечо, оно сильно ныло после перелета.

– Скажи, а какой он сейчас?

Доктор помолчал.

– Не знаю, я сидел далеко. Видел только, как он выходил в конце на поклоны. Кажется, не сильно изменился.

И потом, после паузы:– Бедный… Бедный, бедный…На следующий день я отсыпалась, а потом вышла на работу. Коллеги после утренней летучки хотели было устроить чай – надо же было отметить нашу премию, за которой меня отправляли в Прагу, – но Верещагин так на всех нас посмотрел, что чай пить расхотелось.

– А поработать вы не хотите сегодня? – Он умел поднять настроение с утра, этот Верещагин.

Все разошлись, мы с ним сидели за своими компьютерами, просматривали новости.