Вереск и звезды

Тиннудир Нейенналь все же покинула сразу по выходу из цитадели, однако с охотой так ничего и не вышло. Вместо этого таварвайт весь день просидела на крутом, надежно укрытом хвойным лесом скальном выступе над берегом Ненуиала, бездумно глядя на пустынную водную гладь. Здесь же, уже ближе к середине ночи, ее и отыскал Тадан. О приближении следопыта эльфийка узнала заранее и даже сумела опознать его по шагам. Будь это кто-то другой, она, пожалуй, просто не позволила бы себя найти.

— Далеко же ты забралась, Горделерон, — сказал дунадан, остановившись в трех шагах от охотницы, продолжавшей упорно смотреть на темную, едва освещенную полной луной, гладь озера.

— Далеко, — согласилась Нейенналь. — Но спрятаться от посторонних глаз, похоже, так и не смогла.

— Отчего же? От посторонних глаз ты как раз таки укрылась весьма хорошо, но на то они и посторонние. Следопытам же ведомо все, что происходит в окрестных холмах и долинах.

— Благодарю за предупреждение. Значит, в следующий раз мне придется уйти еще дальше.

Над скальным выступом повисло тягостное молчание.

— Мне сказали, что ты присутствовала при начале допроса нуменорца, — наконец, снова заговорил следопыт. — Вряд ли это было хорошим решением.

— Плохим решением было само мое согласие на участие в охоте, — ответила таварвайт. — Если бы я тогда знала, как именно намерен поступить с пленником Каленглад, я бы отказалась.

— Вот о том и речь, — вздохнул Тадан. — Ты уже начинаешь жалеть врага, и совершенно зря. Поверь, Колхамнир многое мог бы рассказать о гостеприимстве самих ангмарцев, найдись у него силы вспоминать, а у тебя слушать.

— Молодые варги часто играют с добычей, прежде чем ее растерзать, — возразила охотница. — Однако если кто-то сажает варга на цепь и начинает травить собаками забавы ради вместо того, чтобы просто убить, это вызывает одно только отвращение.

Тадан удивленно посмотрел на собеседницу.

— Ты всерьез полагаешь, что Каленглад затеял допрос лишь для забавы?

— Нет. И все-таки жалею о том, что на мосту, ведущем к Хауд Элендил, не послала вторую стрелу тремя ладонями левее. Это было бы милосерднее.

— Возможно. Но тогда мы бы точно ничего не узнали о вражьих планах.

— Вы ведь и так ничего о них пока что не узнали.

— Ошибаешься. Мордрамбор заговорил.

— Заговорил? — Нейенналь обернулась к следопыту и тут же вновь опустила взгляд, опасаясь прочесть в глазах Тадана подробности о том, до чего способно дойти человеческое воображение, раз уж услышанное ею перед выходом из цитадели было названо всего лишь азами. — Впрочем, чему я удивляюсь? Колхамнир, вероятно, очень старался оказаться достойным своих палачей.

— Колхамнир? — как-то устало переспросил следопыт. — Да, он, несомненно, приложил великие усилия, только вот проку от них было, как от козла молока. Нуменорец за весь день не произнес ни слова. Я видел, как его снимали с дыбы, уже после заката. Думал, либо трупом, либо в беспамятстве, поскольку в том состоянии, в каком он был, ни один человек молчать бы не смог. Только какое там беспамятство — он еще и на ноги подняться сумел. Одно слово черное чародейство. Видимо, верно говорят, что есть у них какое-то дурманящее заклятье, от которого боли вообще не чувствуешь.

— Сомневаюсь, — тихо сказала эльфийка. — И не могу взять в толк, для чего ты мне все это рассказываешь.

— Каленглад счел, что ты должна узнать слова нуменорца.

— Я бы не хотела сегодня возвращаться в цитадель, сколь бы важны ни были его слова.

— И не потребуется, — Тадан невесело усмехнулся. — Мордрамбор даже Каленгладу отказался повторять сказанного, заявив, что уж с этим-то я и сам смогу справиться.

— Ты?

— Да. Мне выпало сторожить его нынешней ночью, и, как вскоре выяснилось, к дежурству прилагалась так же великая честь хоть что-либо услышать от нашего пленника. После того, как Колхамнир ушел, пообещав назавтра продолжить беседу, он часа полтора простоял по большей части с закрытыми глазами, а потом вдруг ни с того, ни с сего начал говорить. Когда ненадолго замолчал, я поторопился позвать Каленглада, но куда там — своенравный ветер уже сменился. Все, что досталось предводителю, это сказанное с издевкой, что нуменорец, мол, дважды не повторяет, и если Каленгладу так надобно что-то узнать, пускай переспросит у слуги. Слуги! — следопыт фыркнул. — Меня, конечно, по–всякому называли, но чтобы так…

— И что же он сказал?