Я сжала голову руками – не обрушится ли сейчас на меня весь мир?
– Как ловко она всё это устроила! – горько продолжала фройляйн Флиднер. – Захватила всех врасплох своим внезапным появлением!.. Она вдруг вспоминает своих «с болью утраченных детей», которых так позорно бросила!
– Она действительно мать Шарлотты и Дагоберта? – выдохнула я.
– Дитя, вы ещё сомневаетесь после всего, что видели и слышали?
– Я думала, они дети его – я показала на портрет Лотара – и принцессы, – застонала я.
Она отпрянула и уставилась на меня.
– Ах, я начинаю понимать! – вскричала она. – Так вот в чём ключ к Шарлоттиному необъяснимому поведению! Она думает так же, как вы?.. Она думает, что родилась в «Усладе Каролины»? Ну, я ещё узнаю, кто открыл эту строго охраняемую тайну и изложил её в таком диком виде! Пока что я вам скажу, что хотя действительно двое детей увидели свет в «Усладе Каролины», но один ребёнок умер через несколько часов, а другой – в полугодовалом возрасте от судорог; к тому же это были два мальчика. Дагоберт и Шарлотта – дети капитана Мерикура, за которым ваша тётя была замужем в Париже и который погиб в Марокко… Бедное дитя, ваш добрый ангел оставил вас, когда вы приняли эту женщину под свою защиту – она принесёт нам всем несчастье!
Я спрятала лицо в ладонях.
– Когда Эрих появился в её доме, она была уже вдовой и примадонной парижской оперы, – продолжала пожилая дама. – Она по меньшей мере на семь лет старше него; но у женщин её склада это ничего не значит. Своих детей она отдала в чужие руки; они воспитывались у мадам Годен – Эрих их полюбил, как своих собственных, и хотя их мать его смертельно оскорбила и глубоко ранила, он был так великодушен, что забрал малышей себе, когда эта забывшая свою честь и обязанности женщина оставила их в пансионе без копейки денег… Мадам Годен вскоре умерла, и мне, единственной, кто знал о происхождении детей, он строго-настрого велел молчать – он хотел избавить брата с сестрой от унизительной боли иметь такую испорченную мать – они его замечательно за это отблагодарили!
Она сложила руки и принялась ходить туда-сюда.
– Только не
– Дядя, дядя – я ужасно страдаю!.. Ох, я жалкое, неблагодарное существо! – душераздирающе закричала Шарлотта.
Я вылетела за дверь, помчалась по лестнице, через сад… Меня изгнали из рая по моей собственной вине, по собственной вине… Вопреки Илзиным энергичным запретам и предупреждениям, вопреки воле отца я стала тайно общаться с этой чуждой тётей. В моих собственных письмах я раскрыла ей местопребывание её детей и выдала мужчину, которого любила всем сердцем, злым демонам его юности, чтобы он снова им поддался, чтобы они отравили ему жизнь!
В холле, в ярком свете ламп, я остановилась – нет, в этом состоянии я не могу предстать перед отцом – волосы, лицо и платье залиты дождём, каждый нерв дрожит, щёки лихорадочно горят. Я прошла к себе, переоделась и выпила стакан воды. Я должна быть спокойной, абсолютно спокойной, если я хочу добиться того, что считаю своим единственным спасением.
Мой отец сидел в удобном кресле в своей спальне, он попеременно читал и писал, а рядом дымилась чашка горячего чая. Он выглядел таким бодрым и весёлым, каким я его редко видела даже до болезни, и милая, рассеянная улыбка вновь скользила по его лицу. Его сиделка, фрау Зильбер, готовила для него в гостиной бутерброды и следила за температурой в комнате. Она дружески кивнула мне. Фрау Зильбер была воплощением заботы, в лучших руках я не могла его оставить.
Я села рядом с ним на скамеечку, но так, чтобы моё лицо оставалось в тени. Он радостно рассказал мне, что у него был придворный врач, который сообщил ему, что он может завтра в первый раз выйти, и герцог сам приедет за ним – затем он ласково погладил меня по голове и сказал, что он рад, что чай в главном доме продолжался недолго и что я снова с ним.
– А как ты посмотришь, если я на четыре недели уеду на пустошь? – спросила я и подвинулась поглубже в тень.
– Я должен буду смириться с этим, Лорхен, – сказал он. – Ты должна поехать на свою милую родину, чтобы набраться сил – оба врача вменили мне это в обязанность. Как только потеплеет…
– На улице тепло, просто великолепно, – быстро перебила я его. – Ты подумай, меня просто гонит на пустошь – мне кажется, что я заболела и могу прогнать болезнь только свежим вересковым ветром… Отец, если ты разрешаешь, то почему не сегодня вечером?
Он удивлённо посмотрел на меня.