Вересковая принцесса

Шаги за пальмами внезапно стихли, за чайным столом наступила гробовая тишина. С моего места через стекло оранжереи был виден сад. Уже взошла луна и подсветила серебром клубящиеся над нами тучи. Вдали разливался блёклый, неяркий свет, причудливо искажающий контуры предметов – это было поле белых лилий, раскинувшееся под сенью прибрежных деревьев. Казалось, что оно притягивает к себе весь свет луны… Лилии призывно светили мне во тьме, и я вновь с дрожью и болью в сердце подумала о моей бедной бабушке, рухнувшей на землю под дубом… Во мне опять ожили все переживания той страшной ночи. В течение многих лет – редкие пугающие встречи душевнобольной женщины и робкой девочки, затем – в смертный час – внезапная пробуждение бабушкиной любви; мой страх перед смертью, подступающей к только что обретённому сердцу, – всё это снова всплыло в моей душе, и я начала об этом рассказывать. Я коснулась и ужасной ссоры бабушки и старого священника – когда она отказалась от его духовной поддержки и умерла еврейкой, а он показал себя таким добрым и понимающим… Внезапно, когда все в абсолютной тишине слушали мой рассказ, под чьими-то тяжёлыми шагами заскрипел гравий, и передо мной появился бухгалтер, который уже давно должен был быть в «Усладе Каролины».

– Этот человек был дурак! – выкрикнул он мне в лицо. – Он не должен был отходить от постели до тих пор, пока он не получил эту строптивую душу. Он должен был заставить её вернуться в лоно истинной церкви – у священника имеется достаточно средств, чтобы повлиять на мятежников, которые в своей заносчивости пытаются низвергнуться прямо в ад!

Я вскочила. Мысль о том, что чей-то голос, такой же беспощадный, как и этот, мог вмешаться в борьбу со смертью и продлить мучения угасающей души, меня просто потрясла.

– О, он не посмел бы это сделать! Мы бы этого не потерпели, ни Илзе, ни я – ни за что на свете! И я не потерплю, если вы скажете ещё хоть слово о моей бедной бабушке! – вскричала я.

Фройляйн Флиднер быстро поднялась и успокаивающе обняла меня обеими руками. Она посмотрела за пальмы, откуда вновь раздались шаги – они быстро приближались к чайному столу.

– Принцессе вы всё это тоже рассказали, фройляйн фон Зассен? – быстро спросил Дагоберт – этим вопросом он положил конец дальнейшим обсуждениям и заставил шаги вновь стихнуть. Я молча покачала головой.

– Ну тогда – если я могу вам посоветовать – и впредь молчите об этом.

– Но по какой причине? – спросила фройляйн Флиднер.

– Но вы сами должны это понимать, дражайшая Флиднер, – неохотно ответил он, пожимая плечами. – Хорошо известно, что герцог не жалует евреев, поскольку его бывший дворцовый агент, Хиршфельд, ловко обманывал его и в конце концов сбежал. Далее – и это главное – вот уже несколько столетий имя фон Зассен пользуется при дворе безупречной славой. Для его высочества, правда, решающую роль играет учёность господина фон Зассена – но среди придворных это не так: им импонирует его почтенный возраст и чистота его фамильного древа; подобная болтовня из уст юной дамы может навредить как господину доктору, так и ей самой, – а она, конечно же, этого не хочет.

Я молчала, поскольку не совсем поняла, о чём это он говорит. Как мог моему отцу навредить тот факт, что его мать была еврейка? Я не могла найти этому объяснения, поскольку у меня практически отсутствовало понятие о так называемом мировом порядке. Но сейчас был не совсем подходящий момент, чтобы об этом думать, – я всё ещё дрожала от шока, вызванного внезапным выступлением ужасного старика. И он всё ещё стоял передо мной со скрещёнными на груди руками, а глаза его горели из-под белых бровей, как будто они хотели меня сжечь. Впервые в жизни я почувствовала, что меня ненавидят – юной душе трудно осознать такое; воздух, который я вдыхала вместе с моим врагом, грозил задушить меня; пребывание в оранжерее стало невыносимым.

– Я хочу пойти домой – Илзе ждёт, – я энергичным движением высвободилась из объятий фрёкен Флиднер и схватилась за шляпу, а мой взгляд жадно устремился к прохладному, просторному саду.

– Ну, тогда пойдёмте, – сказала, вставая, Шарлотта. – Ах, я вижу по вашим глазам, что мы не сумеем вас задержать! Вы в состоянии сейчас разбить стекло, как дикий Дарлинг…

– Дарлинг сегодня вечером сбросил своего хозяина и прошёлся по нему копытом, – сказала я.

Дагоберт вскочил.

– Как, Артура Тресселя? Искусного наездника? Невозможно! – вскричал он.

– Ну как же – искусный наездник. Он поступил бы мудрее, сидя дома на своём конторском стуле, – флегматично бросила Шарлотта; но в её презрительно сощуренных глазах мелькнул огонёк досады – она украдкой посмотрела в глубь оранжереи. – Он сильно пострадал, бедняга?

– Господин фон Висмар сказал принцессе, что у него здоровая кровь и совершенно другая костная масса – такого нелегко убить!