Вересковая принцесса

В этот момент по лестнице спустилась фройляйн Флиднер с внушительной связкой ключей в руках. Глубоко поклонившись, она сообщила, что всё открыто. Старый торговый дом живо интересовал принцессу, она пожелала осмотреть также и верхние этажи, после того как господин Клаудиус сообщил ей, что обстановка в доме не менялась большей частью многие годы… В этот момент из комнаты фройляйн Флиднер вышел, смеясь, мой отец с господином фон Висмаром и придворной дамой; они осматривали стеклянный шкаф, набитый раритетами.

Мои глаза невольно следили за господином Клаудиусом, который поднимался по лестнице рядом с принцессой. Шарлотта была права — в своей гордой сдержанности и достоинстве «лавочник» выглядел так, как будто это он оказывает честь высоким гостям, и мне вдруг показалось, что нимб непринуждённого достоинства сияет и над старым мрачным домом его предков, и над могучими стенами, от которых величественно отражается каждое слово и каждый шаг, и над массивной лестницей с прочными, но так изящно изогнутыми перилами.

Комнаты на верхних этажах были действительно обставлены в соответствии со старыми бюргерскими традициями. В отличие от весёлой роскоши «Услады Каролины» здесь царили богатство и достаток. Красивая и мягкая обивка отсутствовала; мебель была из дерева ценнейших пород, но неизящная и угловатая; со стен вместо лукавых купидонов, разбрасывающих цветы, смотрели то лик Христа, то благонравная немецкая дама Гольбейна с потупленным взором и вуалью надо лбом; но гобелены сочились неувядающими красками, прессованные кожаные обои сияли золотом, а окна обрамляли мрачно-роскошные шторы из парчи.

Строгий дух истинно немецкого бюргерства, хранимый этими стенами, странным образом понравился принцессе. Она прошла через распахнутую дверь первого салона и двумя руками схватила серебряный кубок чудовищного вида, который блестел на дубовом столе в центре комнаты. Смеясь, она поднесла его к губам — и в этот момент к ней быстрыми шагами подошёл господин Клаудиус и подхватил тяжёлый сосуд — он выскользнул из её рук, а она, страшно побледнев, смотрела на портрет прекрасного Лотара.

— Боже, боже! — пробормотала она, закрыв рукою глаза…

Если нам что-то и помогает быстро прийти в себя в неловкий момент, так это бестактное выражение чьей-то лицемерной заботы… Фройляйн фон Вильденшпринг кинулась к своей госпоже и сделала попытку её поддержать. Принцесса выпрямилась и гордым движением отклонила её помощь.

— Что вам пришло в голову, Констанция? — спросила она нетвёрдым голосом. — Неужели мои нервы настолько слабы, что я, по вашему мнению, могу упасть в обморок? И что же, мне нельзя остановиться, неожиданно увидев шокирующе живой портрет давно умершего?.. Я, видимо, забыла в оранжерее мой флакон; мне бы хотелось, чтобы вы его принесли.

Придворная дама и господин фон Висмар сразу же исчезли в коридоре. Дагоберт и Шарлотта скрылись в оконной нише за плотными шторами, а мой отец уже был в соседней комнате и рассматривал вырезанное из дерева распятие. Комната опустела в один момент. Глубоко дыша, принцесса подошла к портрету и после длинной паузы подозвала к себе господина Клаудиуса.

— Клаудиус заказал этот портрет для вас? — спросила она тихо.

— Нет, ваше высочество!

— Так вы не знаете, кому он ранее принадлежал?

— Это единственный предмет из бывших покоев моего брата, который я взял себе.

— Ах, апартаменты в «Усладе Каролины», — вздохнула она с облегчением, — то есть из его собственных комнат… Кто это написал? Это не кисть нашего старого, педантичного придворного художника Краузе — тот никогда не был способен так явственно отобразить в глазах душу…

Она помолчала и прижала платочек к губам.

— Портрет был написан, очевидно, незадолго перед тем, как он… уехал, — сказала она грудным голосом. — Серебряная звезда, которая видна среди других орденов, была шутливо пожалована ему моей сестрой Сидонией на пикнике — на ней стоит девиз «Верность и молчание». Звезда не имеет другой ценности, кроме памяти о весёлом моменте.

Снова полная тишина, прерываемая лишь слабым шелестом штор.

— Странно, — сказала вдруг принцесса, — Клаудиус никогда не носил колец, люди говорили, из тщеславия, чтобы кольца не портили несравненной красоты его рук, а здесь — вы видите полоску на безымянном пальце левой руки… мне очень хорошо знакома эта рука, я часто её видела, но никогда на ней не было такого своеобразного кольца — простой ободок — что это значит? Оно выглядит как… обручальное…

Господин Клаудиус не ответил ни слова — его красиво очерченные губы, которые постоянно были крепко сжаты, как это часто бывает у глубоко мыслящих натур, сейчас образовывали ещё более тонкую линию; заметил ли он горящие глаза Шарлотты, уставившиеся ему в лицо?

— Боже мой, куда занесло мою фантазию! — после короткой паузы сказала принцесса, меланхолично улыбаясь. — Он даже не был обручён — нет, никогда, это знает весь свет… Но тем не менее — скажите мне откровенно, неужели никто после его смерти не претендовал на этот портрет?

— Ваше высочество, кроме меня нет никого, кто мог бы претендовать на наследие Лотара.