Веретейская волость

10. Было ли возражение недоимщика на неправильное составление описи — нет.

11. Объяснения составителя описи на возражение недоимщика — нет

12. Кто участвовал при составлении описи — член с/с Евсюкова, уполн. Дерев. Монашков, понятой Евсюков.

Подписи

Далее идет опись изъятого из 106 пунктов, из которых особенно выделяются: корыта худые — 2 штуки, ступа и два перста, лейка, подушка перяная, дуга худая и т. П. Конечно, есть вещи и посерьезней, но ничего такого, чего бы ни было в обычной крестьянском хозяйстве, не наблюдается. Тем «интереснее» приговор.

О раскулачивании

СЛУШАЛИ: Дело по раскулачиванию гражданина Ушакова Александра Ивановича. До революции имел мельницу, маслобойный завод по 1923 год включительно. Избирательных прав лишен, индивидуально обложен.

ПОСТАНОВИЛИ: Ввиду того, что гражданин Ушаков до революции был крупный лесопромышленник, кроме того, имел ветряную мельницу двухпоставную, маслобойный завод с наемными рабочими, хозяйство свое создал исключительно за счет нетрудовых доходов от торговли лесом и эксплуатации наемных рабочих, а посему хозяйство подвергнуть раскулачиванию, гарантийную опись оставить в силе, имущество конфисковать, семью выселить по 3 группе.

Ушакова Александра Ивановича как бывшего лесопромышленника, владельца мельницы и маслобойни выслать по 2 группе.

Подписи

Приложение 13 Из воспоминаний А. А. Карпова

Я родился в 1928 году в 5-ти километрах от Веретеи в деревне Дор. В мою бытность деревня насчитывала 45 дворов. На въезде стоял деревянный щит с надписью, сколько проживает жителей мужского пола, сколько женского. В общем, основательная была деревня. В каждом дворе был скот, она корова минимум. Правда, был один бобыль, он с турецкой войны пешком пришел (я о нем только от стариков слышал), вот он жил только на пенсию. Свой двор помню хорошо. У нас на дворе был свой конь — вот тут как раз и началась коллективизация. Отец у меня работал помощником машиниста в Донбассе. После революции работы не стало, он вернулся в деревне. Стал членом комитета бедноты, получил землю под Чаусовым. Они с матерью вдвоем мотыгами разработали целинный участок, посеяли рожь. Первый урожай был очень большой. Хлеб продали и купили хороший дом, который богачи Филимоновы продали перед коллективизацией. Они были грамотными людьми и предчувствовали раскулачивание. Кстати, их дом сгорел совсем недавно, два года назад. Раскулачивание помню очень хорошо — был план-разнорядка. Но у нас супербогатеев не было. Был Мишин Николай Иванович, трудоголик. Он сам все сеял, пахал, наемной силы не имел. У него хороший конь был Артур (он его в колхоз отдал, на нем потом на Украину уехали во время голодомора) и во время НЭПа Николай Иванович занимался извозом. Тогда было много лавок, и он нанимался развозить товар. Вот Мишина-то и решили раскулачить, за то, что он так хорошо жил. Но люди не торопились отдавать добро, и прятали у нас, как у бедняков «богатство» — швейные машины, холсты, валенки запасные. Раскулачивание и прошло мимо нашей деревни. Остальные богачи заранее дома и скотину попродавали — и кто в города уехал, кто в колхоз вступил. Помню еще двух богатых братьев Егоровых. Один, Александр Васильевич, — высочайшей квалификации был кузнец. От Брейтова до Некоуза приезжали на подводах и привозили сложные заказы. Он до революции в Питере работал на заводе. А в деревне свою кузницу имел — его могли бы раскулачить, но он все сдал в колхоз заранее и стал колхозным кузнецом… А его брат, Федор Васильевич, тоже сразу вступил в колхоз счетоводом, до этого у него толчея была. Егоровы были единственные пчеловоды в деревне. В деревне было больше сорока мужиков, и каждый пытался развести пчел, но получилось только у Егоровых. Но и им пришлось свернуть пасеки — тогда ввели налог с каждого улья и каждой яблони. Сколько садов тогда порубили — да все помнят знаменитый есенинский сад, как плакала Татьяна Федоровна! Хорошо помню и братьев Жилкиных из Обухова — обоих репрессировали, а сын Александра Павловича пошел вместо отца на расстрел еще в 1918 во время восстания. Работящие были люди — их никто кровососами не считал. В долг они всегда давали и так просто выручали. Говорили: «Не надо денег, на посевной или на урожае поможете денек-другой — и все». Мать моя к Жилкиным очень тепло относилась. Иван Павлович руку потерял, потом в колхозе пастухом работал. Его дом и по сей день стоит.