Верёвка

Через некоторое время город как будто смилостивился над ним. Проспект вывел к Неве с той самой крепостью, и на открытом пространстве вся остальная география встала на место. Дворцовый мост – справа. За ним начинается Невский, он идёт наискосок, влево. Можно просто перейти ближайший мост и двигаться прямо. В итоге всё равно выйдешь на Невский.

Среди деревьев мелькнул космический корабль инопланетян – павильон станции «Горьковская». Кто-то ленивый внутри Егора заныл, что проще на метро. Но пешеходная движуха уже овладела им; далековато, конечно, зато разомнусь, а то в поезде опять сидеть. Он пошёл через мост.

Пожалуй, даже хорошо, что карта вырубилась. В этой движухе было что-то знакомое, и хотя он давно так не делал, но сразу вспомнил это развлечение студенческих лет: запрыгнуть в первый попавшийся троллейбус, увозящий неизвестно куда по лабиринтам московских улиц – а потом выбираться оттуда пешком, и радоваться, когда незнакомые куски города вдруг стыкуются со знакомыми. Именно тогда он заметил, как люди одушевляют транспорт. Лишь немногие, подходя к водителю троллейбуса за уточнением маршрута, спрашивают о намерениях самого водителя: «Вы едете до Войковской?». Но большинство говорит не так. Они задают отстранённый вопрос в третьем лице: «До Войковской идёт?» Они спрашивают про троллейбус, будто он – самостоятельное существо, а шофёр – лишь мелкий шаман, который может только предсказывать планы этого существа.

И в этом есть своя правда. Водителя могут заменить, но троллейбус всё равно будет ходить по заданному маршруту. А чем определяются троллейбусные маршруты? Устройством города, извилинами его улиц. Смешно: люди ждут пришествия искусственного разума из электронных гаджетов, не замечая, что он давно построен, он вокруг них – огромный каменный мозг большого города ежедневно водит их по своим тропам, разговаривает с ними шершавым языком асфальта и гранита…

За Марсовым полем надо было пересечь ещё одну речку, маленькую, с горбатым мостиком. Егор остановился на этом мостике передохнуть. То ли Фонтанка, то ли Мойка – он всегда их путал, но места уже знакомые. Он бывал в Питере всего несколько раз, и почти всегда прогулки шли от вокзала в центр или обратно к вокзалу, пересекая эти самые речки, что так забавно искажают геометрию: дома на набережных прямоугольные, но сама набережная извивается туда-сюда.

Что-то ткнулось ему в щиколотку, и в тот же миг обе ноги потянуло в сторону. Он опустил глаза: смешной каштановый щенок с большими ушами обмотался поводком вокруг него, обнюхивая ботинки. Хозяйка щенка, лет семнадцати, с такими же каштановыми волосами, стояла рядом.

Егор поднял ногу, пытаясь выбраться из кожаной петли. Но девушка просто отпустила поводок, пёс распутался, и они вместе побежали на набережную. Непонятно было, кто из них ведёт другого на поводке – кажется, они менялись ролями каждую минуту. С моста девушка сбежала за щенком, но на набережной она села у воды, и пёс послушно развалился рядом. Потом щенок решил обнюхать каких-то туристов, и девушка побежала на поводке за ним… А Егор обнаружил, что медленно идёт следом за этой каштановой парой, хотя ему совсем в другую сторону.

Так они прошли вдоль реки до следующего мостика, и хотя он держался на расстоянии, его всё-таки смущала роль преследователя. Поэтому он даже обрадовался, когда его нагнала группа молодых и весёлых иностранцев с такими же рюкзачками, как у него, и он легко смешался с ними, отвечая на их улыбчивые «Hi» и «How are you» как старый знакомый.

Проходя по разноцветным плиткам перед отелем, первый из них стал прыгать только по красным квадратам, и остальные все запрыгали так же, включая Егора. Потом они играли на ходу в футбол пустой пластиковой бутылкой, потом увидали старушку – и все стали изображать, как она идёт вперевалочку…

Их было пятеро, три парня и две девчонки. Вроде бы все говорят по-английски, но явно не американцы. «Where are you from?», крикнул Егор, и один из них, высокий блондин, крикнул «We are Japanese!» и для убедительности оттянул пальцами уголки глаз к вискам, и то же самое сделали все остальные.

Из бара впереди донеслась музыка, Егор узнал Doors, и вся компания хором затянула «Oh show me the way to the next whiskey bar!». И вот они уже в баре, а потом в следующем баре, продолжая общаться на том же шуточном языке всеобщих повторов, передразнивая то мрачных мужиков с пивными кружками («Na zdorovie!»), то любителей рок-н-ролла на танцполе, то футбольных болельщиков, которые вскрикивают и машут руками при каждом движении бессмысленных фигурок на экране телевизора.

Что-то выключило их игру в третьем или четвёртом баре, и Егор не сразу понял, что это сделала музыка. До этого везде звучали известные композиции на английском, и вся компания время от времени начинала хором подпевать, останавливая разговоры и возвращаясь в коллективное дурачество. Но тут из колонок плеснуло другим, прохладным и ветреным, как питерское небо:

Вот дождь пошёл, намокли лица.

С души моей свалилась глыба.