Верить в себя

Проводив его взглядом, Кэрол поспешила выйти за ворота и отправилась бродить по улицам и переулкам Левого берега, заглядывая в попадавшиеся по пути антикварные лавчонки. Потом она зашла в кондитерскую, куда когда-то часто приходила с детьми. Там Кэрол купила пакетик миндальных печений и ела их на ходу. Она хорошо знала этот район, и теперь он навевал ей множество горьких и сладостных воспоминаний о давней счастливой поре. Один вид этих мокрых после дождя домов, этих луж на асфальте всколыхнул в ее душе столь многое, что Кэрол почувствовала желание как можно скорее вернуться в отель и засесть за книгу. Похоже, теперь она знала, какой должна быть ее книга и как будет развиваться сюжет, а главное — ей было ясно, с чего следует начать. Те полторы главы, которые она вымучивала целых два месяца, никуда не годились. Их следовало переписать заново, и теперь Кэрол представляла, как это сделать. Она просто начнет с самого начала и двинется дальше…

И, продолжая думать о своей книге, Кэрол остановила проезжавшее мимо такси.

Забравшись внутрь, Кэрол назвала отель. Машина тронулась, и Кэрол, откинувшись на спинку сиденья, снова погрузилась в воспоминания о своем доме, о Париже, о том, как сильно изменился город за прошедшие пятнадцать лет. Она заметила это, пока шла от отеля до рю Жакоб и бродила по Левому берегу, разглядывая обновленное убранство улиц. Когда она приезжала сюда с Шоном, многое здесь выглядело иначе — не говоря уже о тех днях, когда Кэрол прилетала в Париж, чтобы оформить продажу дома. Тогда, впрочем, ее одолевали слишком сильные чувства, поэтому Кэрол было не до красот. Дом ей продавать не хотелось, но и оставлять его за собой не было смысла. Из Лос-Анджелеса во Францию не налетаешься, к тому же тогда Кэрол очень много снималась, почти не делая перерывов между съемками. А самое главное — у нее не осталось сколько-нибудь веских причин возвращаться в Париж. Эта страница ее жизни была закрыта навсегда (так, во всяком случае, она думала), и дом был последним, что связывало Кэрол с любимым городом.

Дом она решила продать примерно через год после своего возвращения в Штаты. Тогда они со Стиви прилетели во Францию буквально на два дня: Кэрол подписала необходимые бумаги и сразу вернулась в Лос-Анджелес. Ни времени, ни желания предаваться ностальгическим воспоминаниям у нее не было, но теперь ситуация изменилась. Времени у нее было сколько угодно, да и воспоминания не пугали и не ранили ее так сильно, как когда-то. Пятнадцать лет — достаточный срок для того, чтобы прошлое перестало причинять боль, и теперь она, возможно, была готова обратиться к прошлому. После того как умер Шон, никакие потери ее больше не страшили.

Кэрол так глубоко задумалась, что не заметила, как напротив Лувра такси свернуло в тоннель и оказалось в дорожной пробке. Лишь четверть часа спустя она обратила внимание, что машина почти не движется, и с удивлением огляделась. То, что они застряли надолго, ей стало ясно сразу, но Кэрол это нисколько не обеспокоило. Она никуда не спешила, к тому же долгая пешая прогулка, да еще предпринятая сразу после перелета через несколько часовых поясов, утомила ее. Добраться до отеля, поужинать, поработать над романом и пораньше лечь спать — таков был ее план на остаток сегодняшнего дня.

Она продолжала размышлять о своей книге, когда такси проехало еще несколько ярдов, потом резко дернулось и снова встало. В Париже был час пик — кто-то возвращался с работы домой, кто-то ехал за город. В это время движение на основных городских магистралях всегда было затруднено, но Кэрол напрочь об этом забыла. Подняв голову, она бросила взгляд в окно на остановившийся рядом автомобиль и увидела на переднем сиденье двух парней, которые что-то кричали, смеялись и сигналили пыхтевшей впереди машине. Из машины высунулся молодой человек и, словно старый знакомый, махнул им рукой. Парни в легковушке ответили на этот жест еще одной серией пронзительных гудков и новым взрывом хохота, и наблюдавшая за ними Кэрол тоже улыбнулась. Судя по черным как смоль волосам и смуглой, цвета кофе с молоком, коже, это были марокканцы или выходцы из Северной Африки, и она подумала о том, что пятнадцать лет назад такие лица встречались на парижских улицах гораздо реже.

Потом она обратила внимание еще на одного молодого человека, сидевшего на заднем сиденье легковой машины. Он не смеялся и, казалось, не разделял веселья своих товарищей. Судя по нахмуренным бровям, напряженному взгляду и нервным, чуть суетливым движениям, он был чем-то встревожен, может, даже напуган. На мгновение его глаза встретились с глазами Кэрол, и она невольно пожалела его — до того несчастным он выглядел.