Верить в себя

— А вот я сомневаюсь. Мне, во всяком случае, кажется, что я в большом долгу перед Хлоей. Быть может, раньше я не могла этого заметить и понять, но теперь… — Кэрол чувствовала себя так, словно начинала жить заново, и ей хотелось лучше разобраться в себе, попытаться исправить совершенные ошибки. Человеку редко выпадает подобная возможность — в суете, в спешке, в рутине повседневности он обычно не замечает собственных промахов и метеором проносится по жизни, задевая и раня окружающих, и особенно самых близких. Кэрол полностью осознала это только теперь, когда у нее оказалось достаточно времени для размышлений, и хотела быть достойной этой возможности. Слава богу, хоть Энтони ни в чем ее не упрекал, хотя, возможно, он молчал из вежливости или сострадания. А может, мальчикам вообще не в такой степени нужна мать. Девочки больше тянутся к матерям, и Кэрол решила попытаться навести мосты через разделявшую их преграду. Правда, как это сделать, она пока не знала.

До самого вечера Стиви и Кэрол разговаривали о прошлом; первая вспоминала то одно, то другое событие, а вторая пыталась его запомнить и заодно дать ему собственную оценку. То, что у нее было двое детей и два мужа, Кэрол уже усвоила. Один ее муж умер; другой оставил ее ради молодой женщины, но вернулся. А она его не приняла, хотя, по словам Стиви, «была склонна к компромиссам» или, как определила это сама Кэрол, не любила конфликтов, которых можно было избежать. И внезапно она задала вопрос, который озадачил Стиви:

— Скажи, когда после съемок я жила в Париже, я с кем-нибудь встречалась?

Стиви внимательно посмотрела на Кэрол.

— Я не знаю точно, ведь я тогда у тебя не работала, — напомнила она. — Но мне кажется, кто-то у тебя был, и это закончилось не очень хорошо. Но это всего лишь мое предположение, — торопливо добавила она. — Ведь ты почти ничего не рассказывала мне о том времени. А когда мы приехали продавать дом, ты так торопилась вернуться в Штаты, словно бежала от каких-то неприятных воспоминаний. И еще у тебя было такое лицо, словно тебя что-то мучило. Нет, ты ни с кем в тот приезд не встречалась, только продиктовала мне инструкции, подписала документы и сразу же улетела в Лос-Анджелес. После этого у тебя в течение пяти лет не было никаких романов с мужчинами — серьезных, я имею в виду, и, только когда появился Шон, ты немного оттаяла. Нет, Кэрол, я не знаю, кто причинил тебе такую сильную боль, но мне почему-то кажется, что это был не Джейсон, хотя и он, конечно, внес свою лепту. Больше ничего я сказать, к сожалению, не могу — тогда я тебя еще совсем не знала и не смела расспрашивать о твоей личной жизни.

Кэрол кивнула. Она пожалела теперь о том, что не была откровенна со Стиви, а та не расспросила ее тогда. Сейчас бы эти сведения очень ей пригодились.

— Теперь, конечно, невозможно узнать, кто это был, — вздохнула Кэрол. — Если у меня и был в Париже любимый мужчина, я забыла его, как забыла все остальное. Впрочем, теперь это, наверное, уже не имеет значения — как-никак, пятнадцать лет прошло…

— Тогда ты была совсем молодой, — сказала Стиви. — Когда ты вернулась в Штаты, тебе было всего тридцать пять, а в сорок ты полюбила Шона. Конечно, до него у тебя были… увлечения, но ни одною них не продолжалось долго. Кроме того, мужчины, с которыми ты встречалась, не шли с ним ни в какое сравнение. Это были манекены, которые стоят в витринах. Нет, в эти пять лет ты думала в основном о детях и о своей работе. Мы даже прожили год в Нью-Йорке, где ты участвовала в нашумевшей бродвейской постановке. Это, кстати, был весьма неплохой год.

— Как жаль, что я ничего этого не помню, — горестно вздохнула Кэрол. Теперь она была уверена: воспоминания о прошлом не стерлись, а пребывают под спудом где-то глубоко в ее памяти, однако собственная неспособность извлечь их оттуда лишь усиливала ее недовольство собой.

— Ты вспомнишь. Обязательно вспомнишь! — убежденно сказала Стиви и вдруг рассмеялась. — Хочешь верь, хочешь — нет, но в моей жизни было много такого, что я бы хотела забыть, да не могу! Мое детство, к примеру, было сущим кошмаром. Мои отец и мать были алкоголиками, моя сестра забеременела в пятнадцать лет и оказалась в притоне для несовершеннолетних проституток. Первого ребенка она сдала в приют, потом родила еще двоих и тоже отдала на усыновление, заработала нервный срыв и в двадцать три года покончила с собой. Можешь себе представить, каково мне жилось с такими родственничками! Просто удивительно, что сама я осталась жива. Должно быть, именно поэтому слова «семья», «брак» до сих пор вызывают у меня отрицательные эмоции. Я не хочу снова сталкиваться с теми же проблемами, не хочу снова испытать горе и боль.

— Мне очень жаль, что тебе так не повезло, но семья — это не обязательно проблемы, — мягко сказала Кэрол. — Впрочем, я могу тебя понять: тебе действительно пришлось нелегко.