Каждый день узнаёшь что-нибудь новое (хотя этой информацией Джим определённо ни с кем не собирался делиться в ближайшее время, и он действительно имел в виду, что никому никогда не расскажет, потому что не планировал, что она кому-то может понадобиться).
— Который час?
— Полагаю… около девяти часов, тридцати двух минут и пятидесяти секунд.
— Около пятидесяти секунд?
Спок надул губы:
— Уже нет.
Джим широко улыбнулся и сел в слишком маленькой кровати. Они уснули поверх покрывала, восхитительно нагие.
Восхитительно.
— В десять часов тридцать минут мы должны быть в зале суда на закрывающих заявлениях, вердикт будет вынесен сегодня вечером.
— Да.
Они посмотрели друг на друга. Спок всё ещё элегантно лежал головой на подушке, а Джим сидел, и ноги их были переплетены.
— Будьте реалистичны, капитан.
Хоть Спок до сих пор был голый, с затуманенным взглядом и впервые растрёпанными волосами, но он говорил своим я-теперь-серьёзный-офицер-Звёздного-Флота-Джим тоном. Это… каким-то образом сработало. Кирк сделал себе в уме заметку спросить у Спока, как у того это получалось.
— Не надо, — твёрдо ответил Джим. — Пока не узнаем наверняка, и даже после этого есть апелляции и разные вещи, которые мы можем сделать, ясно?
— Хорошо.
Несколько часов назад Спок произнёс именно это слово, но говоря о кое-чём совершенно ином. Джима прошила лёгкая тёплая дрожь удовольствия, и он позволил себе лечь обратно, так что теперь он снова лежал нос к носу со Споком, вдыхая тот же самый воздух. Вдыхая друг друга.
— Нам, наверное, надо обсудить, что всё это значит, и тому подобное, — тихо произнёс Кирк после короткой паузы.
Спок кивнул:
— Да. Но сейчас у нас нет на это времени.
— Точно. Ага. Нам надо одеваться и, ну, ты знаешь. Идти.
— Действительно. Мне нужно вернуться в свою каюту.
Они по-прежнему были очень, очень голые.
Джим задумался, будет ли немного слишком, если он предложит Споку экстренный вводный курс в минеты, если устроит ему один в душе. У Спока был пунктик насчёт пунктуальности. И опоздать на свой собственный последний день в суде было, возможно, одной из самых худших идей в мире.
Значит, это должен быть быстрый минет…
— Очень бы помогло, если бы вы отложили данные мысли на несколько минут, когда мы будем в разных комнатах и у меня появится шанс помедитировать и восстановить свои щиты, капитан. Равно как и взять за правило избегать их, когда мы прикасаемся друг к другу в людных местах.
У Джима даже не нашлось совести покраснеть. Вместо этого он ухмыльнулся и томно потянулся в тесном пространстве (из-за чего он, совершенно случайно, разумеется, потёрся о Спока во всех возможных интересных местах).
— Ты волен медитировать, пока я мокну, но я собираюсь сделать дикое предположение о том, что это был первый раз за очень долгое время, когда ты проспал всю ночь.
Спок крепко сжал челюсти и выглядел довольно раздражённо.
— Ты прав, и отнюдь не помогаешь.
— Извини, — скромно ответил Джим.
Спок легонько поцеловал его в висок, а Кирк думал о том, что, хотя вся эта близость была совершенно нова, он, вообще-то, действительно привык быть настолько близко с этим мужчиной, даже намного раньше, даже неосознанно, он всегда стоял слишком близко к Споку. Джим потянулся, чтобы медленно и осторожно проследить контур кончика вулканского уха подушечкой указательного пальца, и почувствовал, как тело звенит от удовлетворения, словно бы постепенно размягчалось по краям, пока они соприкасались.
Спок посмотрел на него в ответ, молчаливо, пристально, и абсолютно неподвижно.
— Я… — начал Джим, но затих. Потом попробовал ещё раз: — Я, э, — но слова… с такими словами он плохо управлялся. Дай ему злодея, и он мог так сыграть словами, что тот поверит, что у Кирка есть всесильное оружие на борту, которое может уничтожить полпланеты. Дай ему симпатичную девушку, симпатичного парня, и он мог очаровать и без усилий забраться ему или ей в штаны (…на самом деле, это был плохой выбор слов). Пока тема оставалась на поверхности, Джим был мастером.
— Слушай, очевидно, что у меня с этим паршиво, — наконец сказал Кирк немного дрожащим голосом. — Просто… позволь.
Он взял ладонь Спока и прижал к своему виску, закрывая глаза.
Я этого раньше не знал, — подумал он. Он чувствовал разум Спока, но прикосновение не было проникающим, оно было лёгким, слабое чувство присутствия. Больше похоже на второе слияние. У меня были года получше и года похуже, а парочку я бы вообще полностью забыл, но жизнь вроде как научила меня опасаться того, что чувствовалось… простым. Просто… моя жизнь всегда была несколько сложной.
Тарсус IV, долгие одинокие дни за компьютером и изучением того, как можно летать в космосе, если там не было воздуха; уход Сэма, мама плача ответила «Я не знаю», когда Джимми спросил её «почему»; его девятнадцатый день рождения; когда ему двенадцать и он едет и едет, и едет, пока обрыв не появляется на горизонте и падение было концом мира, и всё плохое просто уйдёт…