Veritas

Местом собрания оказалась старая квартира неподалеку от Шотландского монастыря. По словам Симониса, ее снимали его товарищи по учебе. Едва мы вошли, как у меня возникло ощущение, будто колдун времени забросил меня в иное столетие. В комнате было полно молодых людей, все они были одеты как древние римляне. На них были тоги и палии, лавровые венки, а на ногах – кожаные сандалии. Некоторые держали в руках свитки, изображавшие древние пергаменты. Единственное, что объединяло все это собрание с сегодняшним днем, было множество пивных кружек, ходивших по кругу и наполнявшихся до краев. Пивной колокол, возвестивший, что пить больше нельзя, отзвенел уже давно, но это, похоже, абсолютно не волновало странное тайное братство.

Симонис вытряхнул содержимое принесенного мешка, протянул мне какую-то одежду, что-то оставил себе. В этот миг его заметили, и я услышал возбужденное бормотание, перемещавшееся из одного конца комнаты в другой.

– Шорист, шорист пришел! – говорили все друг другу, толкая локтем и показывая на Симониса.

Некоторые студенты пошли нам навстречу и принялись обнимать моего спутника. Симонис приветствовал собравшихся широким жестом, на который они ответили аплодисментами. В окружении всех этих развевающихся тог можно было подумать, что ты оказался посреди римского Сената после речи Цицерона.

Внезапно я показался себе несколько потерянным: Симонис, грек, мой помощник, мой подчиненный, был королем вечера. Я подумал о его рассказе сегодня утром: об истории Места Без Имени и его создателе, императоре Максимилиане II. Было совершенно очевидно, что мой странный помощник обладает множеством скрытых достоинств.

Едва он тоже переоделся в римского сенатора, как его повели к небольшой деревянной трибуне, стоявшей посреди зала.

Тем временем я тоже надел тогу и сандалии, которые, впрочем, были мне чересчур велики. Снова раздалось возбужденное бормотание: открылась дверь в смежную комнату, и оттуда вышла группа молодых людей, которые, похоже, вели пленника. Это было довольно необычное существо, казавшееся таковым большей частью из-за своей одежды. На испуганном тщедушном молодом человеке, нерешительно оглядывавшемся по сторонам, была шляпа, из которой торчали два огромных ослиных уха и еще пара больших коровьих рогов. Из уголков рта виднелись два здоровенных клыка дикого кабана, которые, очевидно, прикрепили к его зубам с помощью клея. На юноше была широкая черная накидка, придававшая ему несколько печальный и в то же время комичный вид. Его загнали в зал палкой и продолжали охаживать по спине, словно вьючное животное.

– Беанус, беанус![24] – возликовала толпа, стоявшая в зале, когда молодой человек появился на пороге.

И тут же раздалось пение хора, нестройное, но громкое:

Salvete candidi hospites,
Corwiviumque sospites,
Quod apparatu divite
Hospes paravit, suraite.

Beanus iste sordidus
Spectandus altis cornibus,
Ut sit novus scholastichus
Provident de sumtibus.

Mos est cibus magnatibus…[25]

Поскольку посреди этой драчливой толпы я чувствовал себя несколько потерянным, я пошел к Симонису и заметил, что он прикрепил себе к поясу кишечную струну, которую используют для лютен, гитар и теорб.

– Это торжественный гимн, которым приветствуют новичков и объясняют, как стать настоящим студентом, – пояснил он, крича мне прямо на ухо, чтобы перекричать пьяное рычание своих друзей.

– А что означает беанус? – спросил я Симониса.

– О, итальянец, я тоже говорю на твоем языке! – вмешался в разговор высокий студент с большим животом. Глаза у него блестели, лицо было приветливым, щеки толстыми и красными, а густые черные волосы выдавали в нем выходца с Востока.

– Это Христо Христов Хаджи-Танев, – сказал Симонис. – Он из Болгарии, но долго учился в Болонье.

– Воистину, я утолил свою жажду знаний на груди Alma Mater Studiorum, – подтвердил тот, поднимая пивную кружку.

– Теперь он утоляет жажду иным способом, – пошутил подошедший к нам студент, размером со шкаф, представившийся Яном Яницким, графом Опалинским, поляком. – А еще прежде он томился по моей сестре Иде, она, кстати, из балета.

– Молчи, ты, пьянчуга. Беанус, которого другие называют еще вакхантом, – возобновил объяснения Христо, опрокинув в глотку кружку пива, – еще не студент, а значит, даже не мужчина. Он просил, чтобы его приняли в студенты, но характер у него еще зверский, как у свиньи, коровы и осла. Он должен доказать, что в состоянии подняться над животными страстями, однако только когда он пройдет экзамен посвящения, снятия, ему будет позволено стать частью человеческого общества!

– Снятие?

– Depositio cornuum,[26] – заговорил теперь другой молодой человек с черной, как вороново крыло, густой шевелюрой, красивыми усами и хитрыми карими глазами. – Сегодня он избавится от рогов животного и наконец станет человеческим существом!