Верка

— Куда? — в этот момент у Верки что-то ёкнуло и оторвалось в сердце, тяжелыми ударами понеслось по всем жилам, заставляя тело сомлеть от нахлынувшего испуга.

— Ну, не в тюрьму же… — рассмеялся Ребров, понявший ее состояние.

* * *

Все прошло как по нотам. Верка и Боря стали в несколько раз богаче. Через пару месяцев Верка принесла Боре еще одну тему. Из них сложился замечательный тандем…

* * *

Я познакомился с Веркой на Ханке, куда как-то мы приехали отдыхать вместе с операми, только что вернувшимися из далекой горной республики, которая забрала в тот год пятерых наших собров. К тому времени Боря отжал у какого-то бандоса эту базу, и развил на ней кипучую деятельность — посадил свою жену вести все хозяйственные дела, привез на базу мужичка лет сорока, которого все звали Витёк, и его подругу, которой может быть было где-то около того, но точно сказать не могу, ибо богатый опыт алкогольной зависимости стер с её лица истинный возраст — эти двое выполняли там всякие полезные работы — кололи дрова, убирали помещения, промежду чем бухали и поколачивали друг друга за мелкие семейные недочеты.

Сама Борина жена пребывала на этой базе только в сезон массового отдыха — с мая по сентябрь, и в октябре, когда приехали мы, ей там делать было нечего. В тот день на базе были только я, Боря, три его опера, замглавы местной администрации, Верка и еще две её подруги. Никого из левых отдыхающих там уже как пару недель не было. Сезон уже был закрыт.

Мы славненько побухали, удочками половили рыбу с весельной лодки, поиграли в пляжный волейбол, а потом заперлись всем калганом в баню. Баня у Бори была просто великолепной. Жаль, что сейчас ее нет — уже после того, как Ребров продал эту базу, какой-то нерасторопный отдыхающий спалил ее к чертям собачьим, не оставив и следа.

Почему-то (не помню почему) мне досталась «нелегкая доля» — парить девчонок — они визжали, орали, смеялись — а я, возбужденный от вида прекрасных, точеных фигурок, нещадно хлестал их мягким, березовым веником, по спинам, стопам, ногам и попам.

Встретившись в какой-то момент взглядами с Веркой, я немного опешил. Тогда мне показалось, что её глаза выражали глубочайшую тоску по каким-то ушедшим в никуда временам — в которых было легко и просто, уютно и светло.

— Ты что такая грустная? — спросил я, замачивая веник перед очередным его применением. Подруги её уже выпорхнули из парилки, и мы остались вдвоем. Можно было позволить себе некие жизненные откровения.

— Я устала так жить, — вдруг сказала она, удивив меня своим тоном. — Я знаю — всё, что я делаю в жизни — это неправильно. Так нельзя. Когда-нибудь это вернется ко мне обратно, и ударит меня с еще большей силой.

Её слова запали мне в душу. Не вязались её слова с той обстановкой, в которой мы тогда пребывали — пили коньяк и водку, ели вкусный шашлык, веселились, купались в еще относительно теплой октябрьской Ханке, играли в волейбол, поминутно подкалывая друг друга и смеясь, парились в бане — в общем, окружала нас спокойная такая беспечность, пьяное такое веселье. А тут она — «я устала так жить».

Я хлестанул ее веником по пояснице — она взвилась, подскочила:

— Лёша! Ну не так яростно!

— Лежи! Тише я буду!

Я стал водить веником над ее спиной, обдавая горячим воздухом лежащее на полке женское тело. Она замолчала, и, подложив руку под голову, смотрела на меня.

— Лёша, а ты когда-нибудь кидал людей?

— Кидал, — кивнул я, глядя ей в глаза.

— А по-крупному. Так, чтобы после твоего «кидка», у человека жизнь ломалась. Совсем. А?

— Нет, — почему-то сказал я.

— Повезло, — сказала она, и отвернула голову к стенке.

Я начал несильно хлестать ее веником.

Вылив на нее ведро холодной воды, слушая в ответ довольные вопли, я ушел в предбанник. Вытираясь, невольно прислушивался — что она там, в парилке, делает. Наверное, она снимала с себя налипшие на тело березовые листочки. А может, просто стояла молча в горячей атмосфере банной парилки. Через минуту я уже застегивал ремень на штанах от спецназовской «песочки» и влезал в резиновые тапочки, привезенные с собой из своего города — в такую даль. Открылась дверь, и в клубах пара, в предбанник вышла Верка.

Распаренная, она встала напротив меня, выжимая волосы.

— Лёша, пожалуйста, случайно не ляпни Реброву, о чем мы с тобой здесь говорили, — виновато попросила она.

— Хорошо, — я пожал плечами. — За это тебе придется со мной переспать.

Похоже, она не уловила грань шутки. А может — уловила, да я это не понял.

— Хорошо, — кивнула она.

Выражение ее лица не изменилось. Оно так же несло печать глубокой усталости. Но не физической, а какой-то жизненной, духовной, эмоциональной. Усталости от жизни, что ли…

— Я пошутил, — спохватился я.

Не в моих правилах было спать с женщинами своих друзей. До добра это никогда не доведет. А потому — лучше исключить такой вариант поведения.

— Я тоже пошутила, — усмехнулась Верка, слегка скривив губы в улыбке.

Я улыбнулся — на её улыбку.

Она завернула себя в полотенце и влезла в тапочки. Её одежда была в другом помещении. Мы вышли из бани и через волейбольную площадку направились к жилому дому.