Верка

На работе Верку ожидал сюрприз: наконец приехал один из ведущих специалистов по производству токайского вина. Пообщавшись с ним неделю, Верка уже не сомневалось, что токайское – это то вино, которому она будет служить так же верно, как массандровская Ксения служит «Мадере». И Верка пустилась в марафонский бег по тесному налаживанию контактов с совхозами, специализирующимися на выращивании винограда «Гаре Левелю» и «Фурминт», засела за книги, рассказывающие о премудростях изготовления редкого в Крыму вина. В техникуме ей посоветовали сделать доклад о своей задумке на кружке виноделов, и она согласилась. Подготовка доклада превратилась для нее в первую научно-исследовательскую работу. Ее пришлось несколько раз переделывать, менять последовательность изложения, сочинять тезисы, дополнять текст таблицами и графиками, придумывать умопомрачительные схемы… Наконец она поняла свою полную несостоятельность в подобной работе и попросила о помощи Виктора. Тот быстро расставил все по своим местам, похвалил жену за столь обширный, глубокий и оригинальный материал и предложил показать готовый доклад отцу. Свекор также нашел сей труд достойным внимания, но попросил недельку времени на более подробное с ним ознакомление. В назначенный срок он положил рядом с Веркиной рукописью почти такой же по объему текст с замечаниями, которые, казалось, невозможно понять, не то, чтобы устранить. Вот только после этого начались настоящие Веркины мытарства. Отступать она не могла, поэтому начала кропотливую работу по освещению и доказательству каждого положения и вывода своего доклада, а для этого пришлось писать письма ученым, специалистам и производственникам, звонить им, встречаться, получать и устранять новые замечания, штудировать известные и незаметные труды, запоминать специальные термины и новые имена, озвучивать сложные цифры, находить главное, отсеивать второстепенное. Когда, казалось, все замечания были устранены, она вновь обратилась к Федору Петровичу и получила в ответ новую порцию замечаний, они, правда, были изложены в форме пожеланий. И снова ей пришлось начинать новый круг, и снова были пожелания, но уже в виде советов, потом были рекомендации, потом последовало заключение: «Доклад достоин диссертационной работы». И только когда Верка выступила на расширенном заседании кружка, ей самой стало ясно, как много надо потрудиться, чтобы сделать успешное сообщение среди специалистов.

Ко времени выхода в декретный отпуск Верку перевели в цех по производству крымских вин, а после назначили заместителем главного технолога завода.

Рожала Верка в городском роддоме, куда ее отвез сам Федор Петрович. Роды проходили долго и мучительно тяжело. Верке казалось, что ее четырехкилограммовый сын пробивался сквозь каждую клеточку ее организма словно пуля, и теперь, когда она очнулась от шока, все тело болело и ныло так сильно, что невозможно было ни пошевелить пальцами, ни повернуть шеи, ни поднять ноги, ни вздохнуть, ни охнуть. Губы ее покрылись свежими струпьями и шелестели, словно сухие листья, а глаза, окруженные черными кольцами, блестели так, будто глазные яблоки были туго обтянуты шелковистым атласом, который вот-вот лопнет, и из глазниц брызнут снопы ослепительных искр. Когда ей подали зеркальце, она испугалась своего заостренного носа и странно слепленных волос, превратившихся из белокурых локонов в серую массу, обрамлявшую измученное лицо множеством беспорядочных косичек. Но больше всего Верку удивило и смутило то, что пожилая медсестра, смачивая ей губы, сказала:

– Похоже, Вера Павловна, тебя вчера расстреливали из крупнокалиберного пулемета, но ты осталась живой, и скоро все пройдет! Кстати, во время родов ты смачно ругалась, как будто в прошлом служила в партизанском отряде.

– Это от дикой боли…

Верка попробовала улыбнуться, но улыбка ей стоила острой боли, – она впервые ощущала столь обширную и чувствительную боль, и эта боль была куда мучительней, чем та, которую однажды причинила ей в тюрьме «Волчица», напав на спящую беременную сокамерницу…

Однако Веркина душа торжествовала и ликовала, словно вдруг свершилось самое великое чудо из чудес на этом свете, то, которое человек ждет всю жизнь. Сквозь телесные муки она ощущала прилив необыкновенного счастья, оно подогревалось сознанием того, что, наконец, все у нее идет как у нормальных людей.