Верка

– Но ты жил в реальной обстановке, среди красивых женщин, плавал по Дунаю, ездил по Европе… Неужели в таких фантастически обжитых местах нет настоящих девушек, женщин?

– Об этом я тебе уже сказал: таких женщин, как ты, действительно нет, по крайней мере, я не встречал! Знаешь, с тех пор, как я увидел тебя, вся моя прошлая жизнь кажется мне серым и незначительным существованием. Ты затмила и в то же время раскрасила удивительными красками весь мир. Ты реальная и сказочная женщина, ты – мой самый светлый и прекрасный образ. С тобой я готов и петь, и работать, и растить детей. Я никогда не был романтиком, а сейчас мне видятся радужные сны, я счастлив каждую секунду, потому что могу каждую секунду думать о тебе, потому что столько дней мог наслаждаться твоим сиянием, потому что вопреки всему верю в наше светлое будущее. Я даже не знаю, стоит ли тебе говорить о своей любви, ведь ни одним словом не выразить моих чувств, нет, не чувств, а моего состояния! Вместе с тобой я полюбил всю Вселенную, я уже не представляю этот мир без тебя и вижу в этом мире себя только рядом с тобой. Ты думаешь, меня сжигает страсть? Она разрывает меня на части! Но я готов и вот так просидеть с тобой вечность, потому что даже удовлетворение страсти не сможет удовлетворить мою потребность быть рядом с тобой. Мы не можем уединиться и дать волю чувствам? Что ж, давай будем у всех на виду просто общаться. Мне и это приносит наслаждение…

– Антал, моя юность проходила под бандитский свист, среди грабителей и убийц, я спала с легавыми, ворами, хулиганами и партийными работниками, дралась с бабами в тюрьме, корчилась у параши, рожала в грязной камере, застудила насмерть сына в дырявом вагоне… А ты меня возносишь.

– Твое прошлое – это твоя жизнь, но его можно просто игнорировать, например, у меня это произошло автоматически. По современным понятиям я не являюсь патриотом своей страны, потому что не оказывал фашистам сопротивления. Возможно, та моя нейтральная позиция тоже является преступлением против нынешнего строя.

– Возможно, между криминальным поведением и неверной политической позицией человека в критической ситуации нет существенной разницы, суть не в смысле, а в последствиях. В моем случае последствия таковы, что у меня нет шансов приехать к тебе.

– Значит, ты хотела это сделать? – воскликнул Антал.

– Не знаю. Скажу прямо: ты мне небезразличен. В моем положении вдовы кажется естественным повиснуть на шее мужчины, но я еще никому не вешалась, а с тобой могла бы и хочу остаться. К сожалению, нам пора возвратиться к столу и присоединиться к остальным.

– Но нас все видят, мы ничего не делаем зазорного!

– Пора, Антал.

– Мы даже не поцелуемся?

– Рассуди сам: домой я тебя пригласить не могу, пойти с тобой в гостиницу – тем более. Ты и я находимся не просто на виду, а под бдительным оком. Я сказала, что не хочу быть преследуемой, поэтому ни на какие ухищрения не пойду!

– Можно, я буду писать тебе из Венгрии письма?

– Попробуй! По крайней мере, мне на этот счет никаких инструкций не давали.

– Вера, я не знаю как, но я обязательно встречусь с тобой, чтобы остаться навсегда!

– Я буду только рада!

Они спустились на поляну и подошли к костру, у которого сидели директор, двое иностранцев и еще несколько человек. Терентий Митрофанович рассказывал о том, как немцы уничтожили сразу почти весь их партизанский отряд у села «Счастливое» и как ему удалось уцелеть. Он говорил с волнением и нескрываемой горечью: