Верка

– Ты не подумала о моем муже, то есть об отце Виктора. Его, заслуженного человека, исключат из партии, и из-за чего? Из-за того, что ты соблазнила моего сына, с его помощью сделала карьеру, не имея права на совместную жизнь с ним, на рождение от него детей, на жизнь в нашей семье.

– Ваш сын был счастлив со мной!

– Зато с тобой несчастны мы!

– Что же я должна была делать?

– Оставаться в своем воровском мире!

– Но это была ошибка молодости, я отсидела за нее в тюрьме, потеряла… – Верка хотела сказать – сына, но вовремя передумала, – юные годы и любовь родных и близких!

– Хороша штучка! Давай представим: какую судьбу готовишь ты своему сыну? Ты уверена, что завтра ему не расскажут о том, кто его мать, такие же «доброжелатели», как автор этого письма? Ты уверена, что об этом не узнают дети в школе и не станут травмировать твоего сына всякими дразнилками, а может, и более серьезными упреками? Ты уверена, что о твоем прошлом не узнают учителя, пионервожатые, комсомольцы? А как ты представляешь профессиональный рост сына, когда его не примут в комсомол, в партию, наконец? Нет, милая, твое прошлое слишком гадко, чтобы оно не смердело на многие километры вокруг! А имеешь ли ты представление о том, какая участь ждет главного технолога крупного винзавода, когда партийному руководству придется разбираться в его воровском прошлом? В лучшем случае тебя уволят по собственному желанию, но не исключено, что ты получишь «волчий билет» и от безденежья начнешь подумывать о прошлой профессии? И снова все тот же вопрос: а что ты будешь делать с сыном? Как видишь, его лучше усыновить нам, порядочным людям. Может, это неправильно с точки зрения, скажем, биологических корней, но правильно со всех других точек зрения, и нам с отцом надо упредить события: самим отказаться от тебя и забрать внука…

Верка слушала эту хорошо продуманную обвинительную речь, не верила своим ушам и едва сдерживала закипающую злость. Потеряв, наконец, самообладание от бесконечных хлестких, словно розги, слов, не отдавая себе отчета, она вдруг резко усадила Сусанну Георгиевну на диван, сдавила сильными руками ее плечи, развернула к себе и воскликнула: «Прекратите!

Прекратите немедленно! Я не заслуживаю ваших обвинений!» – затем отпустила побледневшую свекровь и вышла в свою комнату.

Оставшись одна, Верка стала лихорадочно перебирать в памяти своих «доброжелателей» и очень быстро вычислила «Волчицу». Конечно, это было дело ее рук! Верка даже почувствовала боль, когда та гадюка внезапно набросилась на нее и саданула в живот своей тяжелой ногой. Потом вспомнилась почти лобовая встреча на вокзале и ее мимолетная тень на похоронах Виктора. Да, все это происходило не случайно: «Волчица» долго выслеживала свою жертву и вот вновь нанесла свой жуткий удар. Упредить подобное нападение или защититься от слежки Верка не могла, да и не представляла себе, что такое может случиться, потому что, прежде всего, подспудно верила: если она изменилась в душе, то ей нечего бояться. Но, пожалуй, главным щитом, который надежно прикрывал ее от стрел из прошлой жизни, был Виктор. И только сейчас Верка осознала, насколько тщательно «Волчица» подготавливала свою месть за крах банды «Смурого», за свое заключение, за свою волчью жизнь…

Вскоре Верку вызвали на беседу в партком завода. Василий Миронович не стал искать легких слов и сказал:

– На вас, Вера Павловна, пришла анонимка, и я против своей воли обязан дать ей ход. Но, прежде всего, мне хотелось бы побеседовать с вами.

– Я готова, – спокойно ответила Верка.

– Я просмотрел ваше личное дело, запросил дополнительные материалы, и у меня сложилось впечатление, что тот, кто писал, неплохо вас знает. Более того, вы отбывали наказание по очень плохому, мягко говоря, делу, хотя были втянуты в него насильно матерым бандитом. Правда ли, что вы участвовали в ограблении с убийством?

– Правда, только про убийство я узнала гораздо позже.

– И отцом вашего сына, рожденного в тюрьме, являлся расстрелянный бандит по кличке Стенька Разин?

– Да, сын давно умер, и мне больно об этом вспоминать до сих пор.

– Простите, Вера Павловна, и спасибо за откровенность. Мне жаль, что я ничем не могу вам помочь. Могу только дать совет: поскорее уходите с завода. Конечно, я постараюсь после вашего ухода спустить дело на «тормозах». Криминальное преследование вам не грозит: вы за него понесли наказание, а вот оставаться главным технологом завода вам практически нельзя. Напоследок должен сказать, что такого специалиста, как вы, нам вряд ли удастся найти. Прощайте…

Верка не стала медлить и в этот же день подала заявление с просьбой уволить ее с работы по собственному желанию. Она не решилась зайти в кабинет к директору и попросила секретаршу отнести ему заявление на подпись. Та недоуменно посмотрела на главного технолога, которая по десять раз в день свободно забегала в директорский кабинет, хотела что-то сказать, но, видимо, не решилась, молча взяла листок и исчезла за коричневой дверью. Вскоре она вышла совершенно обескураженная и со слезами на глазах возвратила подписанный документ.