Это не совсем вопрос, и он не ждет ответа. Сумку открывают, начинают в ней рыться. Он действует словно медведь, обирающий ежевичную грядку возле хижины в горах, где живет Патриция.
— Что это?
Она хлопает себя по лбу. Склероз.
— Мой набор для сбора образцов.
Он рассматривает лезвие в три четверти дюйма, секатор, раскрывающийся на ширину карандаша, крошечную пилу короче первой фаланги мизинца. В стране уже более десяти лет не было серьезных инцидентов во время авиаперелетов, за что уплачено миллиардом перочинных ножей, тюбиков зубной пасты, флаконов шампуня…
— Что собираете?
Сто неправильных ответов, и ни одного правильного.
— Растения.
— Вы садовник?
— Да. — Для всего есть правильное время и место, даже для лжесвидетельства.
— А это?
— Это? — повторяет она. Глупо, но позволяет выиграть три секунды. — Это просто овощной бульон.
Ее сердце колотится и может убить ее столь же верно, как и содержимое банки. Этот человек имеет над ней власть, всеобъемлющую власть паникующей нации, стремящейся к невозможной безопасности. Один слишком откровенный взгляд — и она опоздает на рейс.
— Это больше, чем три унции.
Она засовывает дрожащие руки в карманы и стискивает зубы. Он заметит, это его работа. Одной рукой он подталкивает к ней два предмета, а другой — ее сумку.
— Можете вернуться в терминал и отправить их по почте.
— Я пропущу свой рейс.
— Тогда придется их конфисковать. — Он опускает пластиковую банку и набор для сбора образцов в уже полный контейнер. — Счастливого пути.
В самолете она в последний раз просматривает свой основной доклад. «Лучшая и единственная вещь, которую человек может сделать для мира будущего». Все записано. Она уже много лет не выступала перед публикой со шпаргалкой. Но в этом случае полагаться на импровизацию недопустимо.
В Международном аэропорту Сан-Франциско она проходит по коридору для прибывающих пассажиров. У выхода кольцом стоят водители с листками, на которых написаны имена. Ее имени нет. Ее должен был встретить один из организаторов конференции. Патриция ждет несколько минут, но никто не появляется. Ну и ладно. Сойдет любой повод, чтобы отказаться от задуманного. Она садится на скамейку у стены в углу зала для встречающих. На табло со светящимися буквами, которое тянется через весь вестибюль, написано: «Бостон Бостон Бостон Чикаго Чикаго Чикаго Даллас Даллас…». Люди и их
Ее привлекает какое-то движение. Даже новорожденный повернется, заметив птицу, предпочтя ее чему-то более медленному и близкому. Патриция следит за существом, вторя его траектории, хаотичной дуге. Домовой воробей скачет по верхней части вывески в пятнадцати футах от нее. Он совершает короткие, целенаправленные полеты над залом для встречающих. Никто из толпы не обращает на него внимания. Он залетает в укромный уголок под потолком, затем опять спускается. Вскоре два воробья, а потом и три принимаются исследовать мусорные баки. Первое зрелище с момента посадки, которое ее порадовало.
У воробьев на лапках что-то, похожее на орнитологическое кольцо, но крупнее. Патриция достает булочку, которую припрятала в сумке на ужин, и крошит на сиденье рядом. В глубине души ожидает, что появится охранник и арестует ее. Птицы жаждут заполучить приз. Каждый опасливый прыжок сокращает дистанцию и удлиняет время ожидания. Наконец прожорливость берет верх над осторожностью, и один воришка летит к цели. Патриция не шевелится, воробей подпрыгивает ближе, кормится. Когда кольцо оказывается на виду, она читает надпись: «Нелегальный иностранец». Она смеется, и испуганная птица отпрыгивает.
Рядом с изяществом кошки возникает молодая женщина.
— Доктор Вестерфорд?
Патриция улыбается и встает.
— Где же вы были? Почему не отвечали на звонки?
«Потому что мой телефон остался жить в Боулдере, штат Колорадо, подключенным к зарядке», — могла бы ответить Патриция.
— Я все это время бегала кругами по залу прилета и вокруг него. Где ваш багаж?
Кажется, весь проект «Ремонт дома» едва не рухнул.
— Вот мой багаж.
Девушка ошарашена.
— Но вы же пробудете здесь три дня!
— Эти птицы… — начинает Патриция.
— Да. Чья-то шутка. Аэропорт не может придумать, как от них избавиться.
— С какой стати?
Водительница не создана для философии.
— Нам сюда.