Верхний мир

Я прислонила мокрый зонт к стене. Вдоль всего коридора и по периметру дверной рамы сверкала мишура. От рождественских прибамбасов теплело на сердце, но какая-то часть меня уже мечтала, чтобы праздники поскорее закончились. Новый год давал шанс перезагрузиться… сменить стратегию. Всего несколько дней назад я вскрыла то письмо от доктора Эссо и уже ломала голову, как теперь тайно наладить с ним связь. Правда, я себе пообещала сначала дать всем остыть, толком попраздновать и начать действовать или хотя бы думать о действиях только после.

Я двинулась к себе в комнату, сгорая от нетерпения примерить новое секретное оружие и убедиться, что бутсы прислали правильные, на полразмера больше, как я и просила. У дверей гостиной стояли Поппины туфли, а рядом ботинки Тони и «доксы» Оливии. Странно, подумала я, все дома, а так тихо. Телик не орет, Оливия не стрекочет по телефону, Поппи не кричит ей «потише!»… даже квелый Тони не всхрапывает на диване. Крадясь в гостиную, я подумала, чем черт не шутит, вдруг взломщики проникли в квартиру, связали их и заткнули рты. Но нет, все было в порядке: семейство восседало на своих обычных местах.

Оливия глазела в окно. Поппи зарылась лицом в ладони. И только Тони в упор смотрел на меня.

– Че случилось? Война началась? – пошутила я, но сердце как-то нехорошо затрепыхалось.

Неужто они как-то пронюхали, что я собираюсь связаться с доктором Эссо, и теперь строили заговор меня остановить?

– Сядь, Риа, – Тони показал на стул посреди комнаты, поставленный явно ради цели сегодняшнего собрания.

Я посмотрела на Оливию, надеясь, она подаст мне какой-то знак: что вообще происходит – очередная хрень… или она чего-то наврала нам во благо, так как врать, если дойдет до дела, наш кодекс не запрещал? Но Оливия притворялась, что не чувствует, как я сверлю ее взглядом.

Ладони Поппи дрожали: под ними она плакала. Нет, это никакая не война, внезапно догадалась я.

Это налет.

– Риа, я думаю, тебе лучше будет сесть, – повторил с нажимом Тони.

Инстинкт «драться или спасаться» взял меня за горло.

– Да я уж постою, – мрачно отозвалась я.

– Поверь, так тебе будет легче.

– Может, у тебя это и в первый раз, но у меня – нет. Останусь на своих двоих.

Поппи зарыдала громче.

– Что ж, это честно, – Тони тоже встал (доски под ним заскрипели и прогнулись). – Как ты, наверное, заметила, дела у меня какое-то время шли не очень хорошо. И Поппи слишком долго вывозила нас всех на себе – дольше, чем она того заслуживает, – он потер загривок. – В следующем месяце мы перебираемся в маленький городок в Девоне. Мы всегда хотели это сделать, и Поппи думает, что смена обстановки благотворно на нас повлияет. Но есть еще кое-что… и оно разбивает нам сердце, честно, потому что… мы больше не сможем заботиться о тебе. Мы вдвоем едва-едва наскребли денег на переезд. – Он помолчал. – И если пожертвуем еще хоть чем-то, нас это окончательно сломает.

Меня чуть не разорвало. Все эти четыре года я работала этому говнюку поварихой, уборщицей и психотерапевтом. Я в буквальном смысле вытирала его блевотину с кухонной раковины. И всегда напоминала себе, что он при случае сделает для меня то же самое. Что я ему небезразлична.

– Прости, – сказал он, и большая слеза, сорвавшись с подбородка, с глухим стуком ударилась об пол.

Поппи выглянула из ладоней: ее стеклянно-голубые глаза плавали в потеках туши.

– Прости, Риа… Мне так жаль… – Она все дрожала мелкой дрожью. – Я знаю, это несправедливо. Ох, почему мы не можем сделать для тебя хоть немного больше…

Перед глазами встала наша первая с ней встреча один на один. Я сказала, через сколько приемных семей уже прошла, а она пообещала (тоже утопая в слезах, совсем как сейчас), что мне никогда больше не придется искать себе новый дом.

Оливия в углу щеголяла набрякшими под глазами мешками. Выходит, мы с ней – как два непарных носка, которые Тони и Поппи некоторое время пытались носить… Поносили и бросили. Но годных носков из нас так и не вышло. Одно сплошное неудобство – того и гляди выкинут. Мы просто забыли об этом.

Я знала, что время оглядываться назад и анализировать (все эти «что, если», и «если бы только», и «в следующий раз») скоро придет. А сейчас мне полагалось поработать хорошей девочкой. Они всегда на это надеялись, приступая к таким вот разговорам. И я залезла поглубже в себя и нашла там свою самую кроткую, самую снисходительную улыбку.

– Стало быть, мы с Оливией должны вам прощальную вечеринку?

Тони и Поппи переглянулись. Оливия совсем утонула в диване и покрепче зажмурилась.

– Гм… Плимутский совет сообщил, что они смогут платить нам за одного приемного ребенка. Но только за одного, – Тони прочистил горло и закончил. – Так что Оливия остается с нами.

С каждым слогом нож втыкался мне в спину – глубже, глубже, глубже… Комната вокруг меня вдруг поползла во все стороны сразу, стремительно расширяясь, пока от меня не осталось крошечное пятнышко.

Крапинка.

Точка.

Невидимая.

Несуществующая.