Верхом на кочерге

– У тебя открытая виза, – буркнул Козьман, вздымая на меня задумчивые очи, – Какого черта, Юлька? Бери билет и проваливай. На таможне шлепнут отметку. Чего ты до меня докопалась?

Да, я не чужда маразма. Он был прав. Но я-то ведь не знала! Пятнадцать лет хождения на веревочке начисто отбили у меня способность понимать мир и действовать самостоятельно. Без посторонней помощи я могла лишь всуе и не всуе поминать свою горькую участь. Неприспособленная иждивенка!

Я так и объяснила Козьману. Он всплеснул руками.

– Безобразие, Юлька! Ты отвлекаешь меня от важных дел, чтобы навязать какую-то ерунду. У меня материал в печать, у меня неприятности с Госдепом, который тоже лезет со всякой ерундой. Меня достает АНБ, уверяя, что один из моих сотрудников – не вполне благонадежен, поскольку до четвертого класса проживал на территории нынешней Чеченской республики…

– АНБ? – перебила я, – Агентство с неограниченной безответственностью? Ассоциация непуганых бездельников? Или это связано с технической разведкой?

– О, боже… – воззвал к Всевышнему визави, – У меня вдобавок финансовый кризис…

– У всех финансовый кризис, мы все достойны абзаца в справочнике «Беднейшие люди планеты», – я снисходительно похлопала Яшу по руке, – А еще кризис переходного возраста, все такое. Словом, я тебе позвоню. Работай по моему запросу. Во имя нашей священной дружбы и твоего спокойствия.

Я встала, обняла пакет и под угрюмым Яшиным взором удалилась из заведения.

Я позвонила ему через три часа, из автомата вблизи гостиницы «Уайз Шеппард» на Кингз-роуд. Минутой ранее я покинула парк, где под взглядами лиц мексиканской национальности чувствовала себя, как на виселице.

– Ты определился, чего в тебе больше: Якова или Рудольфовича? – доброжелательно осведомилась я.

– Ты где? – с несвойственной ему любознательностью спросил Козьман. Порочная, между прочим, манера – отвечать вопросом на вопрос.

– На улице 25 лет Октября, – отшутилась я, – Как решаются проблемы транспортировки тела?

– Твой рейс ушел двадцать минут назад. Можно попробовать догнать, но все равно не сядешь, он забит до отказа – везет чиновников ВОЗ на симпозиум в Москву. Я должен объяснять, что такое ВОЗ?

– Не надо, я умная.

– Следующий рейс – завтра вечером. Но я бы не советовал. Это «Аэрофлот». Воздушная телега. Прыгает по ямам.

– Так.

– Есть рейс «Дельта-Трансэйр» на Брюссель – столицу Европы. Девять ноль-ноль утра. В полдень твое тело прибывает в аэропорт Завентем. В 15-00 по времени Нью-Йорка пересядешь на «Брюссель-Москва». Бронируем билет, не сходя с места. Ужинать будешь у мамы.

– Брюссель – это… Бельгия?

– Ты потрясающе образована, – обрадовался Козьман, – Да, это там.

– Я просто угадала.

– Ты смешная…

– А мне нравится, что можно быть смешной, – отрезала я, – Уговорил, Яша. Брюссель так Брюссель.

– Приезжай за билетом.

И тут я совершила умный поступок. По правде, умный, без кавычек. Дальновидный. Можно даже сказать, дальнобойный. Не понравилось мне что-то в тоне Козьмана. И, вообще – когда с хамоватого недовольства переходят на готовность услужить, скрытую за «дружеской» иронией – это не вполне естественно.

– А ты доставь мне билет и бумажки прямо к турникету, – сказала я, – В восемь сорок. Там и обнимемся.

– В восемь сорок закончится регистрация…

– Хорошо, в восемь двадцать.

– Ты спятила… – зашипел Козьман, – Мне делать больше нечего, как ублажать спятивших неврастеничек вроде тебя! Ты кем себя возомнила? А меня за кого принимаешь?! – и такое понес…

Я съела и «спятившую», и «неврастеничку».

– Итак, в восемь двадцать, Яша, – ангельским голоском сказала я, – Надеюсь, у тебя хватит ума не докладывать о случившемся Бригову. Поверь, я отработала такой вариант.

Как это приятно – бросать трубку, оставляя собеседника в ярости…