Верхом на кочерге

Как и следовало ожидать, испугалась я напрасно. Это был не Бригов, а четверо представительных мужчин среднего возраста, в темных костюмах и через одного в темных очках. Они поднимались медленно, гуськом, читая номера квартир. Между ними и стеной оставалось достаточно места, чтобы я могла прошмыгнуть. Все четверо повернули головы – по сути это был один и тот же взгляд: цепкий, настороженный. Стало неуютно. Мужчины явно направлялись не на вечеринку. Я свернула к последнему пролету, приструнивая страх. Тридцать квартир в этом колодце, они имеют право позвонить в любую дверь…

Меня не окликнули, я вышла из подъезда и по кратчайшей дороге побежала на Мэдисон…

Требовался верный ход, но я не знала, как это делается. Всю жизнь платежные и оформительские процедуры за меня выполняли другие (я предпочитала покупательские). А я лишь пользовалась привилегиями, дарованными по статусу, и никогда не задаваясь вопросами, откуда что берется. Поэтому я пошла по проторенной дорожке. Из автомата на углу (по сотовому дорого, а телефонную карту я стащила у Бригова) я позвонила Рыткину.

– Рыткин, бросай свою подрывную деятельность, – сказала я, – и быстро организуй мне билет до Москвы. Я уезжаю.

– Вот так номер, – оживился Рыткин, – Никогда бы не подумал, что наши жены…

– Устарело, Рыткин. Я могу рассчитывать на твою помощь?

– Мм… Тебе опостылел мир наживы и чистогана?

– Мне опостылел Бригов. И все его номера. Войди в мое положение. Я так понимаю, ты могуч.

– Подожди, – запутался Рыткин, – ты собралась разводиться с Бриговым?

– Да! Разлюбила.

– Тогда цитата. За За Габор, именитая голливудская актриса венгерского происхождения. «Разводиться исключительно из-за того, что вы не любите мужчину, так же глупо, как выходить замуж только потому, что вы его любите».

– Не тяни кота, – разозлилась я, – Не можешь определить мой номер?

– Думаешь, Бригов за такие фокусы погладит меня по голове?

– А тебя волнуют его ласки? – разозлилась я, – Кто в этом мире ты, и кто он?

– Черт, – ругнулся Рыткин, – Юлька, пойми и ты меня. Я не могу гадить друзьям, какие бы гадости они ни делали своим женам. Извини… – Рыткин закашлялся, прервав оглашение приговора.

– И торг неуместен, благородный ты наш? – на всякий случай спросила я. Рыткин мучительно вздохнул.

– Извини. Я бы на твоем месте выбросил фантазии из головы. Я полностью на твоей стороне, Юлька, и Бригов не подарок, и ведет он себя как последняя сволочь, но зачем бросаться в крайности? Америка прекрасная страна, здесь можно реализовать все свои идеи. В том числе реваншистские. Как ты относишься к газированному кофе? Я не шучу, это реальность, данная нам во вкусовых ощущениях. Есть одно местечко в верхнем Манхэттене, мы могли бы посидеть, поговорить…

– Ладно, будь здоров, – я бросила трубку. Через полчаса из телефонной будки у торгового центра «Блумингдейл» я позвонила в корпункт и имела беседу с неким Яшой Козьманом. Этот парень, благодаря своей ушлости, вылез из низов и теперь заведовал целым сектором, имея виды на дальнейшее повышение.

– Уважаемый Яков Рудольфович, не будете ли вы так любезны отодвинуть в сторону свои дела и уделить кроху внимания моим мольбам?

– У тебя что-то серьезное? – недовольно спросил Козьман, – Или с головой?

Я зачем-то закивала.

– Да, да, Яша, очень серьезное, с головой. Почти сенсация.

Козьман задумался. Видимо, отодвигал в сторону дела. Наконец, соизволил:

– Ну, подходи.

– Э, нет, – возразила я, – Лучше ты к нам. Подъезжай через час к пончичной «Данкин Доунатс» у Бенджамин-сквер.

И пока он не придумал миллион отговорок, я повесила трубку.

Минут через сорок я сидела в упомянутом заведении и под завистливым взором румяной толстушки, пьющей бульон из диетических таблеток, истребляла пончики. Я могла себе такое позволить, мою фигуру не испортила бы даже танковая гусеница.

Когда на горизонте замаячил Яшка Козьман – очкастый, ушастый, на вид сама благочинность – я, настраиваясь на революционный лад, допивала кофе по-кубински – очень крепкий и вредный для здоровья.

Заказав пончик, Козьман сел напротив и стал вызывающе меня разглядывать. Он уже не рассчитывал ни на какую сенсацию. Я повела себя вызывающе.

– Я где-то читала, что если африканский слон растопыривает уши, это означает агрессивное намерение. Расслабься, Яков Рудольфович, мне требуется сущий пустяк.

Он не расслабился.

– Я знаю, ты могуч, – подбросила я в огонь порцию лести. Раскрыла сумочку, выложила документы, деньги и внятную просьбу.

Он долго молчал, разглядывая розовый пончик. Потом высказал непреложную истину:

– Бригов будет вонять. Ты уедешь, а мне сидеть во всем этом.

– А помнишь, ты приставал ко мне? На пикнике в Блэк Бэй. Ты был пьян, гадок, предлагал интим в циничной форме, но я ничего не сказала Бригову. А могу и пересмотреть.

Влип, очкарик. В нынешнем положении, когда карьера катит в гору, гремя фанфарами, лишние скандалы Яше ни к чему.

– Я хочу уехать сегодня, в крайнем случае, завтра. Вопрос исключительной важности. Так что действуй, Яша. Билет, виза, что там еще. И не пытайся меня убить – проще сделать билет и спровадить подальше.