Верхом на ракете. Возмутительные истории астронавта шаттла

Я родился через неделю после окончания Второй мировой войны, 10 сентября 1945 года, в городе Уичито-Фолс в Техасе. Первое, что сказал мой дед, увидев меня: «Как он похож на обезьянку». У меня была копна лохматых черных волос и совсем как у шимпанзе оттопыренные уши, по размеру подходящие взрослому человеку. Все мое раннее детство мама пыталась бороться с этим дефектом. Перед сном она приматывала мне клейкой лентой две картонки по бокам головы, надеясь, что уши прирастут обратно. Но это был дохлый номер. Где-то среди ночи природа одерживала верх над скотчем, и мои уши вновь торчали, как воздушные тормоза реактивного самолета.

Как я и сказал «психу № 1», я был вторым ребенком в католической семье, а в конечном итоге нас стало шесть – пять мальчиков и одна девочка. Когда я родился, отец служил бортинженером на бомбардировщиках B-17 на Тихом океане, поэтому придумывать мне имя пришлось матери. Она выбрала имя Ричард. Покинув утробу всего несколько часов назад, я уже был пожизненно отягощен ушами, как у барашка, и погонялом Дик[9]. Неудивительно, что, когда отец вернулся, он начал называть меня вторым именем – Майк. Подозреваю, что он думал примерно так: «О господи, пусть ребенку будет хоть немного легче».

Хотя война закончилась, отец продолжал служить. Мои первые воспоминания связаны с воскресными визитами на стоянку авиабазы, где я сидел в кабинах C-124, C-97, C-47 и других военно-транспортных самолетов, а отец разрешал мне браться за рычаги управления и «рулить» запаркованными монстрами. Он также брал меня с собой в штаб базы, куда слетались экипажи со всех концов мира. Летчики дарили мне серебряные «крылышки» прямо с мундира, ярко окрашенные ленты медалей и странные монеты из дальних стран. В моих глазах все они были настоящими героями – куда там Голливуду!

Отец был ирландцем из Нью-Йорка, он родился и вырос на Манхэттене. У него всегда была про запас масса удивительных, красочных, преувеличенных, а то и просто придуманных историй. Несомненно, его благоговейное отношение к полетам стало для меня источником вдохновения. Каждый вылет он представлял как великое приключение, и в особенности это касалось его летного опыта на Тихоокеанском театре Второй мировой войны.

Он рассказывал об атаках Чарли по прозвищу Стиральная Машина – японского пилота, который не давал американцам отдохнуть, пролетая ночью над их филиппинской базой на древнем биплане и сбрасывая жестяные банки из-под пива. Свист воздуха над отверстием банки напоминал звук падающей бомбы, и всем приходилось выпрыгивать из коек и прятаться в укрытии.

«Мы называли его "Стиральная Машина Чарли", мальчики, потому что двигатель у этого чертова япошки (японцы у моего отца всегда были чертовы) барахлил невообразимо. Я уверен, что он специально настраивал его неправильно, чтобы тот выдавал перебои и хлопки и мешал нам спать. Звук от него был, как от умирающей стиральной машины». После этого отец делал глуповатое лицо Реда Скелтона[10], сжимал губы и издавал череду неприличных звуков, чтобы продемонстрировать эту надоедливую машину. Мы с братьями смеялись без остановки и просили, чтобы он «изобразил Стиральную Машину Чарли» еще раз.

Под раскаты грома мы отправлялись в другой полет: «Однажды из-за нашего чертова штурмана (как и японцы, штурманы всегда были чертовы) мы заблудились в грозу. Молния ударила в наш самолет. Я чувствовал, как она ползет по моему телу. Волосы на моей голове вспыхнули, и поэтому у меня сегодня их нет. Пломбы в зубах раскалились, и, коснувшись их языком, я обжег его».

Бывало еще, что он кружил по комнате, расставив руки в стороны и рассказывая, как альбатросы садились на крылья бомбардировщика B-17, чтобы «прокатиться» во время разбега. Затем птицы расправляли собственные гигантские крылья и взлетали, используя давление набегающего потока воздуха.

Подозреваю, что мой отец, летавший уже в конце войны, никогда не видел ни одного японского боевого самолета, но из его рассказов узнать об этом было нельзя. Он повествовал, как его сбили над островом и он опустился на парашюте в джунгли. С товарищами по экипажу они присоединились к туземцам, борцам за свободу, и пробились к побережью, где их приняла на борт американская подводная лодка. Я знаю теперь, что ничего подобного не было, но его красочные байки заронили семя в мою душу. Я хотел пережить такие же приключения сам. Я хотел летать.