Читаем Верхом на ракете полностью

На пяти Махах Гай щелкнул тумблерами, которые ввели в поток воздушные датчики с двух сторон от носа корабля. Поступающая от них информация о воздушной скорости должна была помочь точнее управлять «Атлантисом».

— 3,7 Маха… 100 000 футов… Вижу дно озера.

Компьютеры «Атлантиса» сделали свое дело. Пройдя в планирующем полете половину окружности Земли, мы оказались в пределах досягаемости от посадочной полосы.

Аэродинамический шум перерос в грохот товарного поезда.

— Один Мах… 49 000 футов.

Скорость «Атлантиса» упала ниже звуковой, и наши ударные волны побежали впереди нас, подхлестывая корабль и сопровождаясь гудящей вибрацией. Вполне вероятно, звуковой удар огласил пустыню и донес до наших жен весть о нашем прибытии.

Мы наконец-то достигли зоны возможного применения нашей неуклюжей системы аварийного покидания. Теперь мы шли на дозвуковой скорости и на высоте ниже 50 000 футов при стабильной перегрузке 1 g. Если бы сейчас потребовалось аварийное покидание, я пробрался бы вниз, потянул ручку аварийной разгерметизации кабины, а затем и ручку отстрела крышки бокового люка. Потом я бы выдвинул закрепленный на потолке шест для скольжения, пристегнулся привязной системой к кольцу и выскользнул наружу. Разумеется, предполагалось, что либо Хут, либо автопилот смогут удерживать «Атлантис» в ровном управляемом снижении. Если корабль начнет кувыркаться, перегрузки пришпилят нас к стенам кабины, как жуков в энтомологической коллекции, и после этого будет уже все равно, находишься ли ты на летной палубе или на средней.

Хут забрал управление у автопилота и ввел «Атлантис» в левый поворот для захода на посадку. Гай с видом аукциониста объявлял скорость и высоту:

— 295 узлов, 800 футов… 290… 500 футов… 400 футов… 290… выпускаю шасси. — Я услышал и почувствовал, как опускается носовая стойка шасси. — Шасси выпущено… 50 футов, 250 узлов… 40… 240… 30 футов… 20 футов… 10… 5… касание на 205 узлах[165].

Мы благополучно вернулись домой. Наша теплозащита выстояла. Теперь я хотел посмотреть на нее и увидеть, в чем мы были неправы

После стандартного посещения кабины летным врачом мы переоделись в синие комбинезоны и спустились вниз по трапу из бокового люка. Нас встречал администратор NASA Джеймс Флетчер. Мы обменялись рукопожатиями и развернулись, чтобы осмотреть «Атлантис». Небольшая группа инженеров уже собралась под правой передней стороной фюзеляжа. Они с недоверием качали головами. Повреждения оказались гораздо сильнее, чем кто-либо из нас мог вообразить. В конечном итоге техники насчитали семь сотен ободранных плиток, протянувшихся на половину длины «Атлантиса». Они намного превосходили любые повреждения теплозащиты, зафиксированные прежде. Некоторые из наиболее пострадавших плиток проплавились до большей глубины, чем в результате первоначального кинетического повреждения. Область вокруг утерянной плитки покалечило особенно сильно, и алюминий здесь имел явные следы воздействия высокой температуры. Однако «эффекта молнии» не произошло, как инженеры и обещали. Если бы кто-нибудь из них присутствовал здесь, у корабля, я бы обнял и расцеловал его.

Нам здорово досталось, но мы уцелели и могли обсуждать случившееся! Повреждение оказалось в том единственном месте, где оно могло существовать и не привести к гибели. Оно начиналось в нескольких метрах позади углеродного композитного носового кока и заканчивалось за пару метров до углеродных панелей передней кромки крыла. Если бы удар пришелся на любую из этих областей, защищенных углеродным композитом, мы бы предвосхитили судьбу экипажа «Колумбии», сгоревшего при приземлении 15 годами позже, с той лишь разницей, что нашей могилой стал бы Тихий океан.

Нам повезло даже с местоположением плитки, которая была утрачена. По счастливой случайности она закрывала участок, где была смонтирована антенна, и под ней алюминиевая конструкция была толще, чем в других местах. Если бы отлетела другая плитка, обшивку могло прожечь насквозь и яростная тысячеградусная плазма ворвалась бы во внутренности «Атлантиса». Господь определенно позаботился о нас. Когда Хут закончил осмотр корабля, я услышал, как он проворчал: «Мне очень интересно, что на все это скажет теперь ЦУП?»

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее