Верхом на ракете

Как же отличалась речь Хаука от известной рекомендации Джона Гленна «держать своих дятлов в клетке», сделанной 25 годами раньше! В фильме «Парни что надо!» Гленн предостерегал шестерых коллег от адюльтера, так как, если об этом станет известно, может быть скандал. Теперь, четверть столетия спустя, Рик предостерегал не нарушителей морали, а свидетелей. Держи на замке рот, а не штаны. Как же резко развернулась стрелка нравственного компаса! Адюльтер и развод перестали быть клеймом. Ни то ни другое уже не могло повлиять на карьеру человека из нашей группы.

Но не только флирт шокировал постдоков в этих поездках. Иным стало искусство злоупотребления алкоголем, в котором некоторые военные из числа TFNG были истинными Пикассо.

— Кто хочет попробовать пылающий коктейль? — спросил однажды Хут Гибсон вечером в баре на мысе Канаверал. Рецепт включал чудовищное количество высокоградусного спирта, подаваемого в коньячном бокале. Напиток подавался горящим. Я стоял поблизости и наблюдал. Огонь и пьяные астронавты были материалом для глупых человеческих фокусов в стиле Дэвида Леттермана[64].

Как всегда, возникло соревнование. Победителями признавались те, кто мог опустошить весь бокал одним глотком и не обжечься, а затем поставить бокал с еще горящими остатками спирта. Нет необходимости говорить, что надо было допиться до пуленепробиваемого состояния, чтобы решиться на такой номер.

Как распорядитель в цирке, Хут заманил группу ничего не подозревающих постдоков. Никто из них не верил, что это возможно. Хут рассмеялся, вынул сигару изо рта, пригладил усы, схватил пылающий напиток и выпил его залпом. Он с грохотом опустил бокал на стойку, и голубое пламя продолжало плясать над ним.

Перчатка была брошена, и несколько сосунков приготовились повторить фокус. Бармен наполнил бокалы и устроил из них факелы. С напряженными от страха лицами постдоки взяли бокалы и неохотно поднесли к губам. Вскоре к миазмам табачного дыма, духов и пива добавился новый запах — паленых волос. Раздались крики боли — горящий спирт подпалил усы, обжег губы и подбородок. Над всем этим царил Хут, который улыбался и дымил сигарой, всем своим видом говоря: «И зачем я это делаю?» Время от времени он опрокидывал следующий бокал, подзадоривая пострадавших. Всякий раз он оставался невредимым, а над бокалом танцевал синий огонек успеха. И всякий раз очередной постдок делал попытку принести себя в жертву. Было уже очень поздно, когда Хут наконец объяснил секрет фокуса: «Нужно ничего не бояться. Опрокинуть всю порцию сразу, а не цедить ее. Во рту слишком мало кислорода, чтобы поддержать горение, так что огонь останется в бокале».

Формула успеха была оглашена слишком поздно. Утром за завтраком несколько несчастных, страдающих похмельем постдоков сидели за столом с волдырями на лицах. Несомненно, некоторые из жертв с ужасом думали о том, как объяснят женам происхождение своих ран. «Дорогая, ты просто не поверишь, как это случилось…» Разумеется, они не поверили.

При каждой возможности военные из числа TFNG давали гражданским уроки живого и не всегда безобидного юмора. Во время одной поездки по объектам NASA в Калифорнии Стив Хаули имел неосторожность пригласить Лорена Шривера, Брюстера Шоу и меня отобедать со своим бывшим коллегой. Во время ужина друг Стива, один астрофизик, запал на вьетнамскую страницу нашей прежней жизни. Молодой ученый неустанно тянул из нас информацию о нашем боевом прошлом:

— Майк, а что ты делал во Вьетнаме?

Я не мог упустить возможность задурить ему голову и беззаботно ответил:

— Я проводил бомбардировку конфетами.

— Бомбардировка конфетами? Это как?

Рыба попалась на крючок, и я стал подтягивать леску:

— В деревнях женщины и дети имели обыкновение прятаться в своих паучьих норах и траншеях. Мы никак не могли застать их на поверхности. Поэтому я летал над деревнями на самолете, загруженном ящиками с конфетами, и сбрасывал их. Женщины и дети вылезали из своих укрытий, чтобы подобрать конфеты.

В этот момент я показал на Лорена и Брюстера и закончил:

— А эти ребята подходили через 30 секунд после меня, загруженные напалмом до краев, и обрушивали его на вьетнамцев. И всякий раз те попадались.

Глаза ученого расширились в ужасе и гневе. Я представлял, какие сцены рисует его воображение: картины бегущих женщин и детей, объятых пламенем. Он повернул голову к Лорену и Брюстеру в надежде услышать, что все было не так. В этот момент я думал, что моя злая шутка будет разоблачена, но Брюстер и Лорен решили развить тему. Глядя стальными глазами профессиональных убийц, они молча кивнули, соглашаясь со сказанным. Теперь все, что этот молодой ученый слышал о вьетнамских зверствах, получило полное подтверждение.

Хаули попытался успокоить его:

— Фигня это все. Они все время придумывают такие истории. Не верь им. Они не убили ни одной женщины и ни одного ребенка.