Читаем Верхом на ракете полностью

Летный врач распоряжался группой санитаров из госпиталя, занятых поиском останков. От Джима на поверхности земли не осталось ничего. По циклограмме катапультирования из F-4 пилот покидал самолет во вторую очередь. Две ямы на месте падения очевидным образом означали, что Том, который был на заднем кресле, успел лишь выскользнуть по рельсам катапультного устройства из кабины, когда самолет врезался в землю, то есть Джим все еще находился в передней кабине. В момент удара 20 с лишним тонн металла и топлива вогнали его тело глубоко в землю. От Тома Карра не осталось ничего, в чем можно было бы признать человека. Каждый санитар держал мешок и подбирал частички его плоти с яркими розовыми и красными полосками.

Самое печальное, что мне предстояло сделать за всю мою недолгую жизнь, — это отдать Эрлен обручальное кольцо мужа. Я нашел его в шкафчике Джима. Как и большинство летчиков, он снял кольцо перед полетом, чтобы не зацепиться им за какую-нибудь деталь в кабине и не пораниться.

Спустя несколько недель командир эскадрильи приказал мне сделать бронзовую табличку и выгравировать подходящий текст в память о Джиме и Томе. Два кратера между гладких холмов Восточной Англии были их настоящими могилами, и командир хотел, чтобы памятная надпись висела рядом на дереве. Я поехал на место и прикрутил бронзовую табличку к величественному 200-летнему дубу.

Через пять месяцев Эрлен приехала в Англию, чтобы повидаться со своими друзьями-летчиками. Командир эскадрона пригласил ее на памятную службу на месте катастрофы в День поминовения, а меня попросил днем раньше съездить туда и отполировать табличку. Я взял с собой Донну и троих наших детей. Это был редкий для Англии солнечный и теплый день, и мне захотелось немного развлечь их. На месте падения самолета ничто уже не напоминало о случившемся. Теперь здесь было пшеничное поле. Место трагедии выглядело как открытка, воплощение английского весеннего покоя.

Я начал чистить табличку, а Донна и дети стали играть с собакой фермера, которая увязалась с ними в поле. Через несколько секунд Донна закричала: «Майк, у нее во рту рука!»

Я решил, что ослышался: «Что?!»

Она попыталась разжать челюсти собаки и крикнула еще громче: «О боже, это рука!»

Я бросился к ней, уверенный, что Донне почудилось. Но нет. Донна держала разложившуюся человеческую руку — ногти не оставляли в этом никакого сомнения. Я был уверен, что это останки Тома Карра. Когда его тело врезалось в землю, оно разлетелось на бесчисленное множество частей. Рука улетела куда-то за ограду, и вот только что ее случайно нашла собака!

Мы завернули останки в тряпочку, которой я полировал табличку, и поехали на базу, чтобы передать их врачу. По дороге я думал о том, сколько раз в жизни пожимал эту руку. Мы с Томом вместе проходили штурманскую подготовку в 1968 году. Когда Донна родила двойняшек, он и еще несколько ребят из группы купили нам две детские коляски. Он был моим близким другом, а теперь его частичка покоилась на коленях Донны.


Здесь, у техасского костра, я обнял Донну покрепче и попросил Господа позаботиться обо всех нас.

Глава 12

Скорость

Наш первый год был для нас в том числе знакомством с самой главной привилегией астронавтов — возможностью летать на принадлежащих NASA реактивных самолетах T-38. Ни фейерверки, ни пылающий коктейль, ни сиськи за стеклом не заставляли нас улыбаться так широко, как полет на 38-м — двухместном двухдвигательном, с форсажем, сверхзвуковом самолете. Уже одно его название было источником тестостерона. Оно ассоциировалось и с размером пышного бюста[73], и с калибром. Спроектированный в конце 1950-х самолет изначально предназначался для углубленного обучения летчиков ВВС США, но потом NASA закупило целую эскадрилью этих машин для поддержания летных навыков астронавтов.

Годы были милостивы к 38-му. Его гладкий острый нос и изысканно тонкие, размером с карточный стол крылья стали визитной карточкой скорости на все времена. И через 100 лет люди, которые будут смотреть на T-38 в музее, скажут: «Какая прекрасная машина!» Это была настоящая ракета, будто специально построенная для астронавтов. 38-е, принадлежавшие NASA, были покрашены яркой белой краской, а вдоль корпуса, как на гоночном автомобиле, шла синяя полоса. Эмблема агентства — слово NASA красными буквами особого начертания — красовалась на хвосте. Этот самолет и эта цветовая схема заставляли обратить на себя внимание в любом аэропорту.

38-е выполняли две функции: транспортную — для полетов на различные совещания и тренировочную — для поддержания летной формы. Тренажеры NASA были замечательно хороши для подготовки астронавтов к полету на шаттле, но имели один критический недостаток: они не внушали страха. Неважно, насколько ты ошибся, — тренажер тебя не убьет, а вот самолет с высокими тактико-техническими характеристиками сделает это запросто{8}. Полеты на T-38 позволяли пилотам сохранять остроту восприятия и точность реагирования для выхода из смертельно опасных ситуаций, которых в космическом полете было предостаточно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее