Читаем Верхом на ракете полностью

Тем не менее Янг и Криппен должны были принять на себя огромный риск, и я боялся за их жизни. Единственное, что было доказано в отношении конструкции шаттла, так это то, что он обеспечивает планирующий спуск с высоты 7600 метров и посадку. Это было продемонстрировано в четырех сбросах «со спины» самолета-носителя «Боинг-747»{13}. Ускорители (SRB) и маршевые двигатели испытывались на земле много раз, но никогда не летали в космос. Более того, SRB никогда не испытывали в вертикальном положении. Во всех прожигах они лежали горизонтально, и многие из нас сомневались, что такие испытания достоверно воспроизводили нагрузки вертикального старта. Большой внешний бак также никогда не испытывал удары, тряску и развороты, характерные для реального запуска. Не подвергалась полноценным летным испытаниям мозаика из 24 000 теплозащитных плиток, приклеенных к «брюху» «Колумбии». Как они поведут себя под действием воздушного потока со скоростью 27 400 километров в час и температурой 1700 °C? Никогда еще ни одному самолету не приходилось планировать на протяжении 19 000 километров, имея в конце ровно одну попытку приземления, — и как раз это «Колумбия» должна была сделать. Неизвестность таилась не только в «железе» STS. Компьютерная система корабля работала под управлением сотен тысяч строк программного кода. Миллиарды долларов и годы работы были потрачены на то, чтобы утвердить это программное обеспечение, но все еще существовали тысячи комбинаций, которые не были испытаны и тоже могли содержать смертельно опасные изъяны. А что, если при отказе двигателя на 73-й секунде полета в сочетании с неожиданным сдвигом ветра на высоте 20 километров какой-нибудь управляемый программой переключатель в том или ином блоке займет неправильное положение и «Колумбия» выйдет из-под контроля? Такого еще не было в космонавтике: запуск челнока с астронавтами на борту был сертифицирован на основании волшебства компьютерного моделирования. В течение целого десятилетия инженеры проводили тысячи испытаний на земле по всем возможным техническим направлениям: аэродинамические, электрические, химические, механические, по динамике гиперзвукового полета и криогенных жидкостей, по двигательным установкам, флаттеру, аэроупругости и сотням других. Они оцифровали данные, собранные в ходе продувок в аэродинамических трубах, испытаний двигателей, гидросистем, теплозащиты, средств управления полетом, и загнали результаты в компьютеры, обсчитывающие уравнения Макса Планка, Бернулли и Фурье. Когда наконец были получены и изучены тысячи ответов, инженеры возликовали: компьютерные модели показали, что система Space Shuttle будет работать и что два ускорителя и три двигателя, сжигая 1800 тонн топлива за восемь с половиной минут, доставят 100-тонный крылатый орбитальный корабль на высоту 320 километров, придав ему скорость около 8 километров в секунду. Те же самые модели убедили своих башковитых авторов, что орбитальная ступень сможет пройти в планировании половину длины земного экватора и сесть без двигателей на полосу длиной 4600 метров. Конечно, многие из этих инженеров делали примерно то же самое при создании ракет «Редстоун», «Атлас», «Титан» и «Сатурн» для космических программ прошлых лет. Но тогда, завершив все испытания и моделирование и получив ответ, что такая-то «ракета полетит», они тем не менее проявляли осторожность: «Мы могли ошибиться в этой модели, или, быть может, в другой, или в третьей, — говорили они. — Мы лучше пару раз испытаем новую игрушку без людей, а уже потом посадим в нее астронавтов. А когда мы сделаем это, мы обеспечим команде условия для выживания при отказе носителя на любом участке выведения». Так они и делали тогда. Но не на сей раз. Самый первый полет шаттла предполагался пилотируемым. Инженеры предусмотрели возможность катастрофы и установили для экипажа из двух человек катапультируемые кресла от самолета-разведчика SR-71 Blackbird, но использовать их можно было в течение двух первых минут полета. После этого шаттл набирал слишком большую высоту и скорость, чтобы катапультируемое кресло могло обеспечить спасение пилота. Далее эти кресла были бесполезны вплоть до того момента на спуске, когда скорость упадет до 3 Махов[83], а высота — до 30 километров, а это бывает примерно за 10 минут до посадки. Все остальное время полета Янг и Криппен имели нулевые шансы на спасение[84]. На самом деле были сомнения и в том, что в течение двух минут после старта система катапультирования позволит спастись. Многие считали, что сработавшая при старте катапульта заставит спасаемого пролететь через факел твердотопливного ускорителя с температурой 2800 °C и он просто-напросто испарится. Ни у кого не было сомнений в том, что Янг и Криппен, как никто из космонавтов прежде, подопытные морские свинки. Это было еще одним проявлением «апполоновой» гордыни. Простые смертные не посмели бы сертифицировать ракету на пригодность к полету человека с помощью одних компьютеров, но боги «Аполлона» могли себе это позволить.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее