На бампере его автомобиля было написано: «Интеллект – лучший афродизиак!»
В зале было примерно 2000 человек – в основном известные психологи, ежедневно выставляющие солидные счета своим пациентам. Я решил вознаградить их чем-нибудь осмысленным за дорогое время – и нацелился прямо на их табу. Я прочитал «вводную лекцию» с упором на то, что каждый из предыдущих ораторов старательно вынес за скобки своей речи: необходимость найти духовные ценности, которые будут человеку опорой в болезни, старости и смерти. Когда я коснулся этих щекотливых тем, аудитория оцепенела, и в конце ни у кого не нашлось умных вопросов. Но на вечеринке в тот же вечер десятки людей подходили ко мне и благодарили. Они говорили, что это был единственный глубокий доклад. Я отвечал, что рад был видеть их вытянувшиеся лица, и советовал прочитать историю жизни Миларепы. Многие из этих людей уже написали толстые книги. Возможно, я тогда оказал влияние на следующую волну развития психологии в Америке: там заговорили о смерти и уходе за умирающими. На этой встрече многие, похоже, поняли, что смерть не является необъяснимой черной дырой.
Одна молодая мексиканка из Санта-Крус научила меня приемам «белой магии». Она отсидела четыре года в тюрьме за контрабанду гашиша и стала там свидетельницей того, как американские полицейские обучали своих мексиканских коллег «корректным» методам допроса. Очень популярным был способ, при котором голову подозреваемого держали под водой до тех пор, пока он не начинал захлебываться. Говорили, что это улучшает память и рождает готовность к сотрудничеству. Эта девушка была стойкой. Она стряхнула с себя все эти впечатления и теперь жила рядом с местным центром. Во время поездки по окрестностям города я заметил, что часто ее вспоминаю. Когда я ей об этом сказал, она только рассмеялась, открыла маленькую коробочку и показала лежащий в ней узелок, сплетенный из ее и моих волос. «Этому нас учат дома», – сказала она.
Из Сан-Франциско я полетел в Мехико к Цезарю и его очаровательной японской жене Йошико. Когда мы создавали центр в Афинах, Цезарь работал там секретарем в мексиканском посольстве. Я дал обоим Прибежище, и они приезжали в Родбю на курс с Тенгой Ринпоче. Теперь они хотели принести Учение Будды в Мексику. Они тронули мое сердце. Проехав по ночному городу, мы прибыли в их семейное гнездо – дом в стиле испанских аристократов с внутренним двором. Уже было очень поздно, но никто не спал. Я чувствовал такую близкую семейную связь, будто оказался у своих родителей.
Я чувствовал такую близкую семейную связь, будто оказался у своих родителей.
Ночью меня посетили и люди, и боги. Когда наутро мы поехали в ацтекские храмы солнца и луны, мне там все были знакомы. Цезарь оказался превосходным гидом. Он показал нам с Йошико легендарные места. Мы видели скалу, на которой когда-то каменным ножом разрезали сердца пленных, еще бьющиеся, и приносили их в жертву солнцу. В другом месте ацтеки играли в своеобразный баскетбол, часто головами предыдущей команды. Этот народ сумел рассчитать движение большинства планет вплоть до 1988 года, – но убил тысячи людей во время своих ритуалов. Как и все остальные культуры, без сочувствия ацтеки долго не продержались.
Цезарь отлично переводил мои лекции. Одна богатая американская семья спонсировала школу Гелуг, а в остальном люди в Мексике были как везде. Им хотелось подолгу все обсуждать, но к систематической работе они были не готовы. Лишь спустя несколько лет Антонио Карам вложил много ясности, терпения и времени в то, чтобы основать «Тибетский дом» («Каса Тибет»), и тогда в Мехико началось развитие.
Когда все возможное было сделано, мы погнали устойчивый «Фольксваген Гольф» по живописной дороге в Веракрус, на восточное побережье Атлантики. Выезд из Мехико занимает много времени. Город расположен на высоте 2400 метров над уровнем моря. Со своими примерно двадцатью миллионами населения он был тогда крупнейшим мегаполисом в мире. Густые выхлопные газы, смешанные с цементной пылью и отходами, придавали здешнему воздуху и цвет, и фактуру. Бег трусцой часто приводил к летальному исходу.
Вначале сосредоточиться на вождении было нелегко. Я никогда не видел такого неба, таких облаков и красок. Вскоре не менее захватывающими стали и горы. Поездка была потрясающая, без преувеличения. К счастью, трое моих пассажиров ничего не боялись, и на обочине не стояла полиция. За Пуэбло, где заканчивалась автострада, было особенно увлекательно скользить на поворотах всеми четырьмя колесами маленького автомобиля, который отлично держал дорогу. Я не поверю, что добраться до Мексиканского залива быстрее нас удавалось многим.
Форт в Веракрусе дышал силой. Сооруженный во времена Кортеса, он отлично сохранился, и в ярком свете луны выглядел живой историей, в которую запросто можно было войти.