Верхом за Россию

— Несмотря на это, — последовал ответ, — свобода — это что-то внутри нас. Без внутренней свободы нет никакого внешнего излучения. Тот, кто с самого начала ищет свободу снаружи, ищет ее напрасно.

— Снова и да, и нет. Она также и снаружи в ширине гор, моря, степи, пустыни, в неограниченности постоянно изменяющихся облаков, в глубине звездной зимней ночи. Только мы сначала должны быть свободны сами, свободны внутри, чтобы видеть все это и также воспринимать в нас. Наше дыхание должно быть настолько свободно, как дыхание того, что охватывает нас. И если это так, то мы, однако, тоскуем по единству — со всеми, с природой, с Богом, с возлюбленными, с нами самими. Свобода взывает к единству — назови это связью, назови обязательством — но никогда не к равенству. Существует блаженное чувство свободы, и почти всегда это в то же время чувство единства. Пожалуй, нет никого, кто еще ни разу не ощущал его. Но никто еще не сообщал о приятном чувстве равенства — равенства с любым.

Так как равенство еще не гарантирует принадлежности. Оно не имеет ничего общего с осознанием людьми их нахождения среди подобных им (но отличающихся от других), с радостью от включения в выбранный самостоятельно круг, с участием в каком-то торжественном событии. Существует счастье такого участия, от танца и игры вплоть до смертоносной атаки. Есть освобождающее в действии в том же ритме, в вовлечении вместе с другими в большой поход, в полете в далеко растянувшейся стае. Тем не менее, все это не ведет к равенству, скорее к его противоположности, к корпоративному духу и гордости команды, к партнерству с подобными себе и к выделению из массы. Все это — освобождение от закрытого бытия в себе самом, освобождение от одиночества, шанс для саморазвития со свободно избранными другими для общего действия, общей работы, общих целей, общей беседы, во всяком случае, принадлежности к призванным к чему-то более высокому, избранным. Свобода — это право на подбор собственного общества, право на неравенство. Свобода хочет иметь возможность выбирать, иметь простор для действий, расстояние там, связь здесь.

Свобода хочет дарить себя. Еще не раздаренная, еще несвязанная, она, тем не менее, никого другого не требует. Она не дает и не берет, не завидует и не сравнивает. Она уважает свободное место ближнего, требует, однако, за это свое собственное.

— Да, — сказал наездник на рыжей лошади, — она оборонительна, но эгоистична.

— Но и равенство ничуть не менее эгоистично!

— Да! Но оно нуждается в другом, наблюдает за ним, опекает его, оно самый жестокий враг его свободы, враг всего неравного и в конце оно агрессивно и злобно, ведь природа отвергает его всюду и в любом виде. И перед Богом оно полностью будет абсурдом. Для него ты тот, которого он хотел — единственный и неповторимый, и на другого только похожий, в высшей степени связанный с ним и обязанный ему, но не равный.

— Вот именно! — согласился всадник на рыжей лошади. — Равенство видит только похожее, свобода только различие. Она хочет от каждого по его мерке, а равенство хочет уравнять каждого по своему критерию. Освободиться от каждого, кто препятствует собственному развитию, называется там самым важным требованием, чтобы с самого начала уравняться с каждым, здесь же оно точно противоположное. Там опекает обнаженный эгоизм, здесь голая зависть. «Тот тоже не лучше, чем я. Почему тогда он больше, почему он владеет большим, почему он значит больше?» Зависть не хочет свободы другого. Он хочет его несвободы. Претворять в жизнь свободу означает отменить принуждение, воплощать равенство означает заниматься принуждением, в крайнем случае, невыносимое принуждение. Отсюда следует безрадостность всех обществ, одержимых иллюзией равенства.

— Безрадостность, потому что бездушность, — сразу дополнил прапорщик на пегой лошади. — Душа, аристократическая неповторимость каждой человеческой души это самый непримиримый, никогда не побеждаемый и поэтому более всего втайне ненавистный враг равенства, ведь она неискоренимо сидит в нас самих. Каждый призыв к большему равенству, чем к тому, что гарантировано законом, отрицает душу, — это, в принципе, самоуничижение, бегство от самого себя.