Верхом за Россию

Наполеон — ложь, дискредитация, пресса — Насилие и ложь — Диктатура мнения — Четвертая сила — законно безнаказанная ложь — Правда, не знание — Красота, породнившаяся с правдой — Трусость, привилегия несвободных — Ганди: лучше насилие, чем трусость — Доверие, душа человеческого отношения — Противники имеют право на доверие — «Два гренадера» — Пережитая война, пережитая всемирная история — Стрелок Мюллер — Право выбора и воинская повинность — Раса и двоякое происхождение — Безумие унификации — Австрия в 1938 году — Немецко-русское дополнение — Эмиграция в ошибочном направлении — Злой рок Мюленберга — Российские немцы и американские немцы — Мир как большая Европа — Пустые большие пространства завоевывают путем иммиграции — Стесненные должны завоевывать — Линкор и подводная лодка — Фантазия, душа политики, ведения войны и вооружения — Неповторимое положение Америки — Оба больших острова — Четыре континента — Естественные преимущества Старого Света — Собственная страна Мамоны — Достойные любви народы и заслужившая ненависть политика — Доктрина Монро — Отсутствующая контрдоктрина — Агрессии Соединенных Штатов — Вести войну разумно.

Внезапно доставленное унтер-офицером донесение прервало беседу 17 июля, всадник в центре отпустил своих попутчиков с краткими приказами, и вечером 17 июля было тоже только служебное совещание. Только следующее утро дало срочно подскакавшему на своем вороном возможность высказаться по поводу его вчерашнего утверждения.

Он сразу начал с Наполеона: «Я боюсь трех газет больше, чем ста тысяч штыков». Эта оценка корсиканца справедлива. Штыки когда-нибудь однажды вновь вернутся в ножны, но газеты травят дальше, коварно, как партизаны. Для них никогда не заканчивается никакая война. Прошедшие века жили гораздо счастливее без них.

— Но там тоже после заключения мира продолжали неуклонно разыгрывать интриги от двора к двору, — возразил офицер на рыжей лошади.

— Но они оставались делом отдельных немногих людей, придворных, дипломатов, кардиналов. Маленького человека это не касалось. Европа оставалась большой семьей, как вверху, так и внизу.

— Политика была как раз делом князей. Пожалуй, ее выносили на спине народов, но без их участия. Теперь они сами ведут свои войны — с соответствующими жертвами — достижение Французской революции.

— И с чрезмерным количеством лжи.

— Чем больше насилия, тем больше лжи!

— Насилие было всегда.

— Ложь тоже.

— Но не как движущая мир сила. У кого сегодня рука на рычаге, кто располагает радио и прессой, тот может заниматься дискредитацией бесконечно, может фальсифицировать любую правду, вытеснять ее все больше и больше из сознания людей и заставлять, наконец, забыть ее полностью. Говорят, что у лжи короткие ноги, но так было лишь когда-то. Ложь, которую подсказывают всему миру, изо дня в день, снова и снова, со временем превратится в признанную, неприкосновенную правду. «Have a lie and stick to it», говорят англичане, «просто ври и придерживайся лжи». Кое-что прицепится в любом случае. Вспомните с 1914 года легенду о нашей единственной исключительной ответственности за ту войну! Еще сегодня британцы и американцы верят в нее.

— Однажды правда все же выйдет на поверхность!

— Может быть для науки. Там, вероятно, она всплывает как раз своевременно, но с политической точки зрения слишком поздно, слишком уже поздно для соответственно побежденных. Потому что историю пишут победители, и пишут, благодаря школьным учебникам, сразу одновременно еще и для всех последующих поколений.

— Учебники тоже устаревают. Новые войны преподносят новую ложь.

— Преподносят, ты говоришь? Они выигрываются ею, на добрую половину выигрываются с помощью лжи. Ничто не может помешать этой лжи, кроме собственной победы. Однако, она должна пробиться вплоть до редакторских кабинетов противника.

— Побеждает ли тогда правда?