Верхом за Россию. Беседы в седле

Раньше такое поведение соответствовало правилам: принц Евгений перед битвой переслал пару прекрасных отобранных белых коней в подарок своему противнику, маршалу Виллару. Он выиграл эту битву. Как полководец он знал, что речь шла для него о победе или поражении, но как человек он стоял выше этого. И это тоже было «мировоззрение», если хотите, мировоззрение для господ, но не для нашего времени. Теперь все как раз наоборот: Чем больше «мировоззрение», тем более жестокая война. Теперь тот, кто вступает в войну, слишком легко думает, что имеет право на все. За Бога, императора и отечество сражались лучше, более благородно, во всяком случае. Если кто придет сюда, то почувствует разницу. Тут чувствуют политику, чувствуют каждую минуту ее смертельную, животную серьезность. Тут больше боятся плена, чем смерти. В Африке они боятся плена только как скамейки штрафников в футболе: как исключения из игры…

Мне тут вспоминается один юный англичанин, один из тех, которые лучше были бы мне друзьями. Его звали Уилсон, он был лейтенантом, 22 года, родом из Лондона. Несколько минут назад его истребитель «Спитфайр» был еще в воздухе. Теперь он сидел напротив нашего офицера разведки. Он случайно был сыном одного из наших военачальников. Офицер спрашивал, что должен был спрашивать, англичанин отвечал, что он имел право говорить. От любых дальнейших показаний он отказывался. Это было ритуальной беседой. Одному из наших лейтенантов, студенту, который свободно говорил по-английски, поручили отвезти его назад в штаб армии. Дальняя поездка. Они должны были переночевать в итальянской части. Итальянцы не заметили, что человек в одежде летчика был пленным, и немец ради удовольствия решил не давать им этого понять. Их пригласили к столу, и пили за их здоровье. Никто там не говорил по-немецки, а немец с англичанином не говорили по-итальянски. Так они сидели бок о бок безмолвно, потому что говорить по-английски они не решались, только время от времени украдкой смотрели на друг друга — не без тихой улыбки.

Часто вояки замечали, что было бы очень здорово оказаться союзниками тех, кто по другую сторону фронта, или даже воевать вместе с ними, а не против них. Вероятно, то же самое думают тайком и кое-кто из «Томми». Но что тогда? Большая игра закончилась бы. Быть солдатом все равно требует противника. «Любите врагов ваших» — мы в Африке испытали эти слова на себе по-своему. По духу до сих пор еще королевско-прусская или королевско-вюртембергская армия против королевско-британской, да еще и посреди ливийской пустыни — где еще в мире бывает такое?

Две вещи делают войну интересной: место происшествия и противник. Он, прежде всего. Это он показывает нам наше лицо. Он в случае необходимости добивается от нас исключительного. Он определяет меру наших усилий. Только глупцы пытаются преуменьшать его успехи. Но они тем самым преуменьшают только свои собственные достижения. Если у противника не было героев, то с кем тогда мы должны были мериться силами? Их представления о войне могут быть порой совсем другими, чем наши. Другие народы — разные, и их политика тоже другая. Какая политика, например, казалась бы нам более лицемерной, чем как раз политика Англии! Но англичане, их небрежный вид, их поведение на улице и в обществе, их способность не принимать себя самих всерьез, они все-таки нам больше по душе, чем мы признаем.

После 1918 года сообщалось, что британцы якобы вели свою войну ради их выходных. Мы были решительно настроены на то, чтобы распахнуть ворота к миру, они — чтобы оставить их закрытыми для нас. Что им мешало, было нашим усердием, и оно будет им мешать, до тех пор пока они побеждают. Именно они так долго принуждают нас, чтобы мы еще больше собрались с силами, чтобы мы считали еще точнее и работали еще лучше. Так долго они побуждают нас к новым и еще большим усилиям. И как раз эти наши усилия им не по душе. Они хотят пользоваться своей мировой империей в спокойствии. Однако, мы должны жить и сделать им подножку. Итак, они ведут войну: вечное недоразумение. Они хотят быть ленивыми и могли бы быть такими, если бы они только хотели позволить нам быть такими же ленивыми. Но нам для этого нужно пространство, и как раз из-за этого они недоброжелательны к нам, хотя речь идет не об их земле. И даже не о той земле, на которую они вообще хоть когда-то бы претендовали, а о той, которая дальше всего от моря. Но несмотря на это, они напали на нас со спины.