Верхом за Россию. Беседы в седле

Некоторые остаются в самом центре этого вечного раздора, другие стоят выше него: выше политики и выше закона, выше государства и выше права. Они гарантируют право внутрь и империю наружу, и наблюдают за тем, чтобы одно никогда не смешалось с другим, чтобы политика не овладела моралью, а мораль — политикой. И то, и другое было бы злом. В неправильном месте предположительное Добро часто приносит куда больше беды, чем самое прожженное Зло. Раньше считалось, что все право исходит от Бога. Никакое большинство не могло принимать решения по его изменению, никакое большинство не могло его перевернуть. Правом было то, что действовало и независимо от того, кто правит. Теперь они говорят: «Право это то, что служит немецкому народу» — да, вероятно, в политике! Там действует сегодня одно, а завтра другое — но в судебной практике? Ей нужна контрольная точка, постоянная, подобно Полярной звезде! И как раз этого больше не хотят. Хотят всевластия политики, а это самое надежное средство, чтобы разрушить наше государство и уничтожить доверие, которое строилось столетиями. Потому что тогда больше не было бы мельника, который мог бы доказать в суде свое право в конфликте с королем, как доказал свою правоту мельник из Сан-Суси против Фридриха Великого. Гранит, на котором была сооружена старая Пруссия, потрескался бы, гражданин стал бы поддающимся шантажу, судья продажным, юридический процесс темным. Ничего уже не осталось бы больше обязательного, ничего надежного.

Тем не менее, смысл государства состоит в том, чтобы разграничить надежное от ненадежного, сушу от моря, право от политики. Но тут не поможет ничего, кроме полного, абсолютного, бескомпромиссного разделения — с обеих сторон. Так как вред происходит и тогда, когда происходит противоположное, если внезапно политику делает мораль вместо разума! Тогда у нас есть политика пасторов и пасторских сыновей, писателей и профессоров, журналистов и адвокатов, вместо политики государственных деятелей и королей. Тогда у нас есть буржуазная мораль на скользком льду мировой политики, на уровне, где ей совсем не место, и где она может лишь поскользнуться даже при лучших намерениях — причем, именно при лучших намерениях. Политика врага будет тогда преступлением, собственная политика превратится в уголовное преследование, уничтожение противника станет моральной заповедью, направленное на это ведение войны — божественным делом, инструментом благословения! Горе нации, которая пойдет такими ложными путями! Противник, с которым жестоко обращались, возможно перенесет нанесенную ему несправедливость, но те, которые нанесли ему ее, будут ею же и разрушены. Они утратят любые критерии.

«Таким понятиям как вина, месть, наказание нет места в политике». Эти слова принадлежат Бисмарку. Одна немецкая газета сетовала, что с содержавшимся под стражей в замке Вильгельмсхёэ Наполеоном III слишком хорошо обращались, ведь он сам виновен в своей судьбе. Бисмарк разозлился: «Что за наглость играть здесь в судью, это дело провидения». «Богу Богово, а кесарю кесарево!» Политика и стратегия — дело кесаря, императора. И кто утверждает, что идет на войну ради Бога, тот лжет.

На двести лет, с конца контрреформации, от такого лицемерия освободились, но американская гражданская война снова вернула его в мир. Они говорили об освобождении рабов, но имели в виду хлопок. Они вторглись на юг только для того, чтобы отобрать его, и ставили на обобранных клеймо преступников, чтобы не чувствовать угрызений совести. «Right or wrong, my country!» («Права моя страна или неправа, это моя страна!») — это было еще открыто и честно. Скажи это и взорви испанский флот ко всем чертям! Так произошло в 1898 году у берегов Сантьяго-де-Куба. Ни один янки не мог бы сегодня обосновать подобное такими же словами. Сегодня сражаются не за страну, борются за «прогресс и цивилизацию» и имеют при этом в виду большой бизнес.