Верхом за Россию. Беседы в седле

— То же самое. Если где-то речь идет обо всем, мы с трудом собираем наши силы, но только на поле сражения, не на фабриках. Там мы боимся ясных главных моментов. Возьмем нас самих, артиллерию! И давайте посмотрим на наше орудие, LFH [легкая полевая гаубица]! Хорошее орудие, мы говорим и довольны этим. Однако, удовлетворение — это добродетель, но на войне оно опасно для жизни. Нам не нужны никакие легкие полевые гаубицы. Нам нужна противотанковая пушка против точечных целей любого рода, «ужас для танков», вроде 88-мм зенитной пушки. Она одна уничтожает больше Т-34, чем три наши батареи [Т-34 — русский танк, в высшей степени эффективный, значительно превосходящий по боевой мощи немецкие танки 1942 года. Справиться с ним в битве под Харьковом смогли только примененные против него немецкие 88-мм орудия противовоздушной обороны]. Но есть ли у нас что-то в этом роде? Нет. У нас есть заурядное орудие, хорошее против пехоты. Но для этого достаточно минометов, дешевых, удобных минометов. Подумайте над тем, сколько стоит одна такая легкая полевая гаубица! Сколько рабочих часов вложено в нее, сколько технологических операций! Используйте столько же для производства минометов, и вы сразу получите десять стволов вместо одного единственного. Естественно, такая гаубица может сделать больше, чем ничтожный миномет, больше, вероятно, также чем два или три. Но неужели больше чем пять или десять? Спросите пехоту, все же, спросите, что для нее лучше, десять таких гладких стволов или один нарезной!

— Зато она стреляет на вдвое большее расстояние, — пояснил всадник на рыжей лошади.

— Ну и пусть! Как часто — положа руку на сердце — появляются цели на такой дистанции? Как часто мы на самом деле стреляем дальше, чем на три или четыре, самое большее — на пять километров? Контрбатарейный огонь? Это работа для тяжелых калибров, если даже вообще не для летчиков. Нельзя одновременно иметь все сразу и на каждый случай. Кто готовит на воде, как мы, должен вооружиться карандашом для подсчетов. Посмотрите только на эти шестиконные упряжки, это огромное расточительство людей, лошадей и материальной части, и все это только для четырех легких стволов в батарее или двенадцати в дивизионе. Действительно стоят ли они всего этого? Я знаю, вы любите это орудие. Оно, как вы думаете, выдержало свою проверку. Это действительно сама по себе совершенная конструкция, но слишком дорогая.

Вести войну — разумно вести войну — это значит извлекать из немногого наибольшее, с малейшими затратами рабочих часов дома достигать самого большого эффекта здесь. Кто находится далеко от фронта как Америка или располагает всеми только мыслимыми видами сырья и в огромном количестве, тот может меньше задумываться над этим. Мы же должны воевать с непреклонным карандашом для подсчета в руке. Но мы разбазариваем наши усилия вместо того, чтобы сконцентрировать их. Мы знаем об основных направлениях только здесь, где концентрируем оружие, но не в тылу, где оно куется, но даже и оно тоже не решает судьбу войны. Это происходит в другом месте.

Довольно долго они ехали молча, потом всадник на рыжей лошади поскакал к своей направленной несколько дальше назад батарее.

19. 7. 1942 Марш из Бугаевки к совхозу «Кузнецовский»

Это было в жаркий полдень, врага все еще нигде не было видно. Отброшенный назад в мае и июне, он уходил все дальше в глубину своей территории, которой он был так богат. Офицеры и солдаты, чтобы размять ноги и для облегчения лошадей на долгое время спешились, когда посреди веселой беседы тот, кто обычно скакал в середине, неожиданно заговорил о Франции:

— Вы же все там были, — сказал он, — и считаете, вероятно, что с этим театром военных действий для нас на долгое время покончено, но это вовсе так. Мы совершили там за это время серьезные ошибки, частью очень понятные, такие, которые легче всего совершают, хотя они — самые опасные, а именно психологические, и как раз с таким чувствительным и настолько возбудимым народом как французы.