Верховная королева (Туманы Авалона - 2)

- Моргейна, Моргейна... я в жизни не видел тебя плачущей.

- А ты, как большинство мужчин, боишься женских слез?

Ланселет покачал головой, обнял ее за плечи.

- Нет, - тихо признался он, - женщина в слезах кажется куда более настоящей, куда более уязвимой... женщины, которые никогда не плачут, внушают мне страх, потому что я знаю: они сильнее меня, и я всегда жду от них какого-нибудь подвоха. Я всегда боялся... Вивианы. - Моргейна почувствовала, что он собирался сказать "моей матери", но так и не смог произнести этих слов.

Пройдя под низкой притолокой, они оказались в конюшне. Здесь, заслоняя свет дня, бесконечной чередой выстроились привязанные лошади. Приятно пахло соломой и сеном. Снаружи суетились люди: сооружали стога сена, устанавливали чучела из набитой чем-то кожи; входили и выходили, седлали лошадей.

Едва завидев Ланселета, один из воинов громко окликнул его:

- Скоро ли Верховный король и знатные гости будут готовы на нас полюбоваться, сэр? Не хочется выводить коней раньше времени, а то еще разнервничаются...

- Да скоро, скоро, - отозвался Ланселет. Рыцарь, стоявший позади одного из коней, при ближайшем рассмотрении оказался Гавейном.

- А, кузина, - приветствовал он Моргейну. - Ланс, не води ее сюда; здесь даме не место, многие из этих треклятых зверюг еще не объезжены. А ты по-прежнему собираешься выехать на том белом жеребце?

- Я не я буду, если не обуздаю негодника: Артур поскачет на нем в следующую же битву, даже если для этого я шею себе сверну!

- Не шутил бы ты так, - поморщился Гавейн.

- А кто сказал, что я шучу? Если Артур с ним не справится, так значит, в битву на нем поскачу я, а нынче вечером я покажу его всем собравшимся во славу королевы!

- Ланселет, - встревожилась Моргейна, - незачем тебе рисковать своей шеей. Гвенвифар все равно не способна отличить одну лошадь от другой; проскачи ты на палочке через весь двор, ты произведешь на нее впечатление ничуть не меньшее, нежели подвигами, достойными кентавра!

Ланселет смерил ее взглядом едва ли не презрительным; Моргейна с легкостью читала мысли юноши: " Откуда ей знать, как важно для него показать всему миру, что этот день нимало его не затронул?"

- Ступай седлай коня, Гавейн, и дай знать на ристалище, что через полчаса начинаем, - объявил Ланселет, - да спроси Кэя, не хочет ли он быть первым.

- Вот только не говори, что Кэй тоже поскачет, с его-то изувеченной ногой, - промолвил один из воинов, чужестранец, судя по выговору.

- А ты лишил бы Кэя возможности показать себя в том единственном боевом искусстве, где хромота его не имеет значения? Он и так вечно привязан к кухням и дамским покоям, - свирепо накинулся на него Гавейн.

- Да нет, нет, я уж понял, куда ты клонишь, - отозвался чужестранец и принялся седлать своего собственного коня. Моргейна коснулась руки Ланселета; тот глянул на свою спутницу сверху вниз, в глазах его вновь заплясали озорные искорки. "Вот сейчас, занимаясь подготовкой к скачкам, рискуя жизнью, совершая подвиги ради Артура, он позабыл про любовь и снова счастлив, - подумала про себя молодая женщина. - Удержать бы его здесь за этим делом подольше; не пришлось бы ему страдать ни по Гвенвифар, ни по иной другой женщине".

- Так покажи мне этого наводящего страх жеребца, на котором ты поскачешь, - попросила Моргейна.

Ланселет провел свою спутницу между рядами привязанных скакунов. Вот и он: серебристо-серый нос, длинная грива, точно шелковая пряжа, - крупный конь, и высокий - в холке не уступит ростом самому Ланселету. Жеребец запрокинул голову, фыркнул - ни дать ни взять огнедышащий дракон!

- Ах ты, красавец, - промолвил Ланселет, поглаживая коня по носу. Тот нервно прянул вбок и назад.

- Этого я выездил сам и сам приучил его к удилам и стременам, объяснил юноша Моргейне. - Это мой свадебный подарок Артуру: самому-то ему недосуг объезжать для себя скакуна. Я поклялся, что ко дню свадьбы он будет послушен и кроток, точно комнатная собачка.

- Заботливо подобранный подарок, - похвалила Моргейна.

- Да нет, просто другого у меня не нашлось, - отозвался Ланселет. - Я ведь небогат. Впрочем, в золоте и драгоценностях Артур все равно не нуждается; у него такого добра пруд пруди. А такой подарок могу подарить только я.

- Этот дар - часть тебя самого, - промолвила молодая женщина, думая про себя: "Как он любит Артура; вот поэтому так и мучается. Ведь терзается он не только потому, что его влечет к Гвенвифар; дело в том, что Артура он любит не меньше. Будь он просто-напросто бабником вроде Гавейна, я бы и жалеть его не стала; Гвенвифар - воплощенное целомудрие; то-то порадовалась бы я, глядя, как она даст ему от ворот поворот!"

- Хотелось бы мне на нем прокатиться, - проговорила она. - Лошадей я не боюсь.

- Да ты, Моргейна, похоже, ничего на свете не боишься, верно? рассмеялся Ланселет.

- О нет, кузен мой, - возразила она, разом посерьезнев. - Я боюсь очень многого.