Верховная королева (Туманы Авалона - 2)

- Я помогу тебе, чем смогу, - заверила Вивиана, и, объяснив слугам, что ей требуется, перевязала язвы, образовавшиеся от долгого лежания неподвижно, и заставила Присциллу прополоскать рот освежающей настойкой, чтобы при том, что больная так и не попила, сухость во рту не так ее мучила. А затем Владычица присела рядом с больной, держа ее за руку и не терзая несчастную разговорами. Вскорости после наступления темноты во дворе послышался шум. Присцилла встрепенулась; глаза ее лихорадочно заблестели в свете светильника.

- Это мои сыновья! - вскричала она.

И в самом деле, не прошло и нескольких минут, как Балан и его приемный брат Балин, сын Гавана, вошли в комнату, пригибаясь, чтобы не удариться головой о низкую притолоку.

- Матушка, - промолвил Балан и наклонился к ее руке. И только потом обернулся к Вивиане и низко поклонился ей: - Госпожа моя.

Вивиана погладила старшего из своих сыновей по щеке. Этот, в отличие от Ланселета, красотой похвастаться не мог; он уродился дородным, дюжим увальнем, вот только глаза его, темные и выразительные, были в точности как у матери - или у Ланселета. Крепко сбитый, сероглазый Балин заметно уступал ему ростом. Вивиана знала: он старше ее сына лишь на каких-нибудь десять дней. Светловолосый и румяный, внешностью он пошел в мать: именно такова когда-то была сама Присцилла.

- Бедная моя матушка, - прошептал он, поглаживая недужную по руке. Но теперь, когда госпожа Вивиана приехала помочь тебе, ты очень скоро исцелишься, верно? Как же ты исхудала, матушка; надо бы тебе постараться побольше есть, и ты вновь окрепнешь и поправишься...

- Нет, - прошептала она, - окрепну я лишь тогда, когда буду трапезовать с Иисусом в Небесах, милый мой сын.

- Ох, нет, матушка, не говори так, - воскликнул Балин, а Балан, поймав взгляд матери, лишь вздохнул. И совсем тихо произнес - так, чтобы ни Присцилла, ни ее сын не услышали:

- Балин отказывается видеть, что она умирает, госпожа моя... то есть матушка. Все упрямо твердит, что она поправится. Я так надеялся, что она отмучается осенью, когда все мы заболели лихорадкой, да только она всегда была такая сильная... - Балан покачал головой; его бычья шея побагровела от натуги. На глазах выступили слезы; Балан поспешно смахнул их прочь. Спустя некоторое время Вивиана велела всем выйти, сославшись на то, что больной необходим отдых.

- Попрощайся с сыновьями, Присцилла, и благослови их, - велела Владычица, и глаза Присциллы слабо вспыхнули.

- Хотелось бы мне, чтобы мы и впрямь простились навеки, пока мне хуже не стало... не хочу я, чтобы они видели меня такой, как нынче утром, пробормотала она, и во взгляде ее Вивиана прочла ужас. Она склонилась к уху больной и мягко проговорила:

- Думаю, могу пообещать избавить тебя от боли, моя дорогая, если именно такого конца ты хочешь.

- Пожалуйста, - взмолилась умирающая, и похожие на птичьи когти пальцы настойчиво стиснули руку Владычицы.

- Тогда я оставлю тебя с сыновьями, - успокаивающе проговорила Вивиана, - ибо они оба - твои сыновья, дорогая моя, даже если и родила ты лишь одного. - И Владычица вышла из комнаты. Снаружи ждал Гаван.

- Принесите мои переметные сумы, - потребовала Вивиана и, получив желаемое, порылась в одном из карманов. А затем обернулась к хозяину дома. - Сейчас ей ненадолго сделалось легче, но дальнейшее не в моих силах; я могу лишь положить конец ее мукам. Думается мне, именно этого она и желает.

- Значит, надежды нет никакой?

- Никакой. Для нее ничего не осталось в этой жизни, кроме страданий, и не думаю я, что Богу вашему угодно продлить ее муки.

- Она часто говорила... часто жалела о том, что у нее недостало мужества броситься в реку, пока еще были силы дойти до берега, - проговорил потрясенный Гаван.

- Значит, пора ей уйти с миром, - тихо произнесла Вивиана, - но я хочу, чтобы ты знал: все, что я делаю, я делаю с ее собственного согласия...

- Госпожа, - промолвил Гаван, - я всегда тебе доверял, а моя жена любит тебя всей душою и тоже верит тебе безоговорочно. Большего я не прошу. Если на этом муки ее закончатся, я знаю, что она станет благословлять тебя. - И с искаженным от горя лицом он вновь проследовал за Вивианой во внутреннюю комнату. Присцилла тихо беседовала с Балином; вот она выпустила ладонь сына, и тот, рыдая, подошел к отцу. Умирающая протянула изможденную руку Балану и срывающимся голосом произнесла:

- И ты тоже был мне хорошим сыном, мальчик мой. Присматривай за своим приемным братом и, прошу тебя, помолись за мою душу.

- Обещаю, матушка, - отозвался Балан и нагнулся было обнять ее, но больная тихонько вскрикнула от боли и страха, так что юноша ограничился тем, что осторожно пожал ее иссохшую руку.

- Лекарство для тебя готово, Присцилла, - промолвила Вивиана. Пожелай всем доброй ночи и засыпай...

- Я так устала, - пожаловалась умирающая. - До чего отрадно будет заснуть... благословляю тебя, Владычица, и твою Богиню тоже...

- Во имя той, что дарует милосердие, - прошептала Вивиана, приподнимая Присцилле голову так, чтобы она могла проглотить снадобье.