Верховная королева (Туманы Авалона - 2)

Гвенвифар удержала ее на месте.

- Тише, матушка, успокойся... все в воле Господней. Не след тебе призывать здесь бесовскую Богиню...

Игрейна резко села на постели; невзирая на ее недужное, одутловатое лицо и посиневшие губы, она смерила сноху таким взглядом, что Гвенвифар вдруг вспомнила: "Ведь и она тоже - Верховная королева этой земли".

- Ты сама не знаешь, что говоришь, - промолвила Игрейна, и в голосе ее звучала гордость, и жалость, и толика презрения. - Богиня превыше всех ваших прочих богов. Религии приходят и уходят - как уже убедились римляне и, вне сомнения, убедятся христиане, но Богиня превыше их всех. - Больная позволила Гвенвифар уложить себя на подушки и застонала. - Кабы только согреть мне ноги... да, знаю, знаю, ты положила горячие кирпичи, вот только я их не чувствую. Когда-то прочла я в одной старинной книге, что дал мне Талиесин, про ученого, которого заставили выпить цикуту. Талиесин говорит, мудрецов всегда убивают. Жители далекого юга распяли Христа; вот так и этого святого и мудрого человека заставили выпить цикуту, потому что короли и чернь сказали, он, дескать, учит лживым доктринам. Так вот, умирая, он говорил, что холод поднимается вверх по его ногам; и так испустил дух... Я цикуты не пила, но чувствую то же... а теперь вот холод дошел до сердца... - Игрейна вздрогнула и застыла; и на миг Гвенвифар почудилось, будто она перестала дышать. Но нет, сердце еще билось - вяло и слабо. Однако Игрейне не суждено было заговорить снова; она лежала на подушках, хватая ртом воздух, и незадолго до рассвета хриплое, неровное дыхание оборвалось совсем.

Глава 11

Похоронили Игрейну в полдень, по завершении торжественной погребальной службы; Гвенвифар стояла у могилы, глядя, как в землю опускают завернутое в саван тело, и по лицу ее струились слезы. Однако же оплакивать свекровь как должно она просто не могла. "Жизнь ее здесь была сплошной ложью; она лишь считалась доброй христианкой". Если все, чему ее учили - правда, уже сейчас Игрейна горит в аду. И мысль эта казалась Гвенвифар невыносимой, ведь свекровь всегда была к ней неизменно добра.

Глаза ее жгло как огнем: сказывались бессонная ночь и пролитые слезы. Низкое небо словно отражало в себе ее смутные страхи: тяжелое, набухшее, точно в любой момент прольется дождем. Здесь, под защитой монастырских стен, Гвенвифар ощущала себя в безопасности, но очень скоро ей предстоит покинуть надежное убежище и скакать целые дни напролет через вересковые пустоши, под бескрайним дткрытым небом, воплощением незримой угрозы, что нависает над нею и ее ребенком... Гвенвифар, поежившись, точно от холода, сцепила пальцы на животе, в тщетном желании защитить его крохотного обитателя от опасности неба.

"Ну, почему я вечно всего боюсь? Игрейна была язычницей, и стало быть - во власти дьявольских ухищрений, но я - в безопасности, я взываю к Христу, и Христос спасет меня. Чего ж мне страшиться под Господними Небесами?" И все равно Гвенвифар изнывала от страха - того самого беспричинного страха, что накатывал на нее то и дело. "Нельзя мне бояться. Я - Верховная королева всей Британии; и единственная женщина, носившая этот титул помимо меня, спит здесь, в земле... Верховная королева, будущая мать Артурова сына. Чего же бояться мне в мире Господнем?"

Псалмы смолкли; монахини отошли от могилы. Гвенвифар, по-прежнему дрожа, закуталась в плащ. Отныне ей должно хорошенько заботиться о себе, сытно есть, побольше отдыхать и как следует порадеть о том, чтобы теперь все прошло хорошо, не так, как прежде. Гвенвифар украдкой посчитала на пальцах. Если учесть тот, последний раз перед отъездом... нет-нет, месячные не случались вот уже более десяти воскресений, она просто не была уверена... В любом случае можно утверждать наверняка, что сын ее родится где-нибудь на пасхальной неделе. Да, время самое подходящее; Гвенвифар вспомнила, что, когда Мелеас, дама из ее свиты, родила сына, стояли самые темные дни зимы, а снаружи завывал ветер, точно все демоны, сколько есть, только и ждали, чтобы исхитить душу новорожденного, так что Мелеас, ничего не желая слушать, требовала, чтобы в женский покой явился священник и окрестил ее младенца, не успел тот закричать толком. Нет уж, Гвенвифар радовалась про себя, что в непроглядно-темную зимнюю пору мучиться схватками ей не придется. Однако она бы и в день середины зимы рожала, лишь бы только заполучить долгожданное дитя!

Зазвонил колокол, и к Гвенвифар приблизилась настоятельница. Кланяться она не стала - не она ли сказала однажды, что мирская власть в этих стенах - ничто? - однако весьма учтиво склонила голову - в конце концов, Гвенвифар - Верховная королева, ни много ни мало, - и промолвила:

- Ты ведь погостишь у нас, госпожа моя? Оставайся сколь желаешь долго: для нас сие - великая честь.

"Ох, кабы я только могла остаться! Здесь так покойно и мирно..."

- Не могу, - с явным сожалением промолвила Гвенвифар. - Мне необходимо возвратиться в Каэрлеон.

"Нужно без промедления сообщить Артуру добрую весть, весть о сыне..."