Поначалу королева ожидала, что войска вот-вот выступят на битву с саксами, или что бой произойдет прямо здесь, перед замком, но дни шли за днями, недели за неделями, а вестей так и не было. Один за другим приезжали гонцы и посланники, в Каэрлеон стекались все новые воинства, однако, запертая в своих покоях с примыкающим к ним крохотным садиком, слышала она лишь обрывки новостей - все, что приносили ей служанка с повитухой, изрядно искаженные, и по большей части сплетни. Время тянулось бесконечно; по утрам ее тошнило и хотелось только лежать, однако позже королеве сделалось лучше, и теперь она беспокойно расхаживала по садику: делать ей было нечего, кроме как представлять про себя, как страшные захватчики-саксы движутся в глубь острова, да думать о ребенке... Королева с удовольствием шила бы одежки для малыша, но шерсти, чтобы прясть, не было во всем замке, да и большой ткацкий станок увезли прочь вместе с остальной мебелью.
Однако же маленький станок у нее остался, а еще - шелк, и пряжа, и принадлежности для вышивания - все то, что она возила с собою в Тинтагель. И Гвенвифар задумала выткать знамя... Некогда Артур пообещал ей, что, когда жена подарит ему сына, она сможет попросить в дар все, что угодно, - все, что в его власти. И королева задумала про себя: в этот счастливый день она попросит Артура отречься от языческого знамени Пендрагона и принять Христов крест. Вот тогда вся эта земля под властью Верховного короля станет воистину христианской, а Артуров легион превратится в священное воинство, и Дева Мария возьмет его под свою руку.
Королева представляла себе нечто невыразимо-прекрасное: синее знамя с золотой вышивкой, а на плащ Пресвятой Девы пойдут ее бесценные алые шелка. Иных занятий у Гвенвифар не было, так что трудилась она с утра до ночи, и, благодаря помощи Элейны, под пальцами ее прихотливый узор рос не по дням, а по часам. "В каждый стежок на этом знамени вплету я молитвы о сохранности Артура и о том, чтобы земля сия стала воистину христианской от Тинтагеля до Лотиана..."
Как-то после полудня королеву навестил мерлин, почтенный Талиесин. Гвенвифар засомневалась было - стоит ли подпускать к себе старого язычника и демонопоклонника в такое время, пока носит она Артурова сына, которому в один прекрасный день суждено стать королем этой христианской земли? Но, встретив добрый, сочувственный взгляд старика, вовремя вспомнила, что Талиесин - отец Игрейны и, значит, младенцу ее приходится прадедом.
- Да благословит тебя Вечность, Гвенвифар, - промолвил гость, простирая над нею руки. Королева перекрестилась и с запозданием задумалась, а не обиделся ли мерлин, но тот, похоже, счел происшедшее лишь обменом приветствиями.
- Как тебе живется, госпожа, в заточении столь суровом? - осведомился мерлин, оглядываясь по сторонам. - Да вы здесь точно в темнице! В Камелоте тебе было бы не в пример лучше, или, скажем, на Авалоне, или на Инис Витрин - ты ведь там в монастырской школе обучалась, верно? Там, по крайней мере, ты бы свежим воздухом дышала да и размяться могла бы! А это не комната, а просто хлев какой-то!
- В саду свежего воздуха достаточно, - отозвалась Гвенвифар, мысленно взяв на заметку проветрить постель сегодня же, не откладывая, и поручить служанкам открыть окна и подмести комнату, где повсюду валялись разбросанные вещи - для четырех женщин тут было слишком тесно.
- Так непременно, дитя мое, всякий день выходи прогуляться на свежий воздух, даже если дождь идет; воздух - лекарство от всех недугов, - наказал мерлин. - Надо думать, скучно тебе здесь. Нет же, дитя, я не упрекать тебя пришел, - мягко добавил старик. - Артур сообщил мне счастливую весть, и я радуюсь за тебя, как и все мы. А уж я-то сам как счастлив - немногие мужи доживают до того, чтобы полюбоваться на правнуков! - Его морщинистое лицо просто-таки лучилось благодушием. - Если я могу хоть чем-нибудь тебе помочь, ты, госпожа, только прикажи. Тебе присылают ли свежую пищу или только солдатские пайки?
Гиенвифар заверила старика, что ни в чем не знает недостатка: каждый день ей приносили корзину с отборнейшими яствами; хотя о том, что на еду ее почти не тянет, королева умолчала. Она рассказала мерлину о смерти Игрейны, о том, что похоронили королеву в Тинтагеле, и о том, что перед самой кончиной Игрейна рассказала ей о ребенке. Про Зрение Гвенвифар предпочла не распространяться, но, обеспокоенно глядя на старика, спросила:
- Сэр, не знаешь ли ты, где ныне Моргейна, раз даже не смогла прибыть к смертному одру матери?
Мерлин медленно покачал головой:
- Прости, не знаю.
- Но это же стыд и позор: Моргейна даже родне своей не сказалась, куда отправилась!