Верховная королева (Туманы Авалона - 2)

Гвенвифар почудилось, будто в живот ей вонзился острый нож. Даже этот страхолюдный язычник вправе отправиться к Артуру, а она, его законная супруга, отослана с глаз подальше, хотя носит в себе надежду королевства! Она-то уповала, что, ежели она когда-либо родит Артуру сына, король непременно к ней прислушается, окружит ее уважением, перестанет обращаться с нею, как с никчемной женщиной, которую навязали ему в довесок к приданому из ста коней! Однако вот, пожалуйста, ее вновь запихнули в темный угол, раз уж не удалось от нее избавиться, и даже прекрасное ее знамя никому не нужно!

- Королева моя, тебе недужится? - разом встревожился Кевин. - Леди Элейна, да помоги же ей! - Он протянул Гвенвифар руку - изувеченную, с вывернутым запястьем, и королева заметила, что вокруг запястья обвилась вытатуированная синей краской змея... Гвенвифар резко отшатнулась, с размаху ударила музыканта, едва сознавая, что делает, и Кевин, и без того нетвердо державшийся на ногах, потерял равновесие и тяжело рухнул на каменный пол.

- Прочь от меня, прочь! - задыхаясь, прокричала она. - Не прикасайся ко мне, ты, со своими злокозненными змеями... нечестивый язычник, не смей подпускать своих гнусных змей к моему ребенку...

- Гвенвифар! - Элейна метнулась к ней, но, вместо того чтобы поддержать королеву, заботливо склонилась над Кевином и протянула ему руку, помогая подняться. - Лорд друид, не проклинай ее: она больна и сама не ведает, что делает...

- Ах, значит, не ведаю? - взвизгнула Гвенвифар. - Ты думаешь, я не вижу, как вы все на меня смотрите - словно на дурочку, словно я глухая, немая и слепая? Успокаиваете меня сочувственными речами, а сами за спиной у священников подбиваете Артура на языческие мерзости и нечестие, вы все только и ждете, чтобы отдать нас в руки злобных чародеев... Ступай отсюда прочь, чтобы ребенок мой не родился уродом оттого, что я поглядела на твою гнусную рожу!

Кевин зажмурился, сцепил изувеченные руки - но, не говоря ни слова, повернулся идти и принялся с трудом пристраивать на плечо арфу. Вот он пошарил рукою по полу; Элейна поспешила подать ему палку, и Гвенвифар услышала, как та тихонько прошептала:

- Прости ее, лорд друид, она больна и не ведает...

- Я все отлично понимаю, госпожа. - Музыкальный голос Кевина звучал хрипло и резко. - Думаешь, мне не доводилось слышать от женщин речей столь сладких и прежде? Мне очень жаль; мне хотелось порадовать вас - и только. Гвенвифар, спрятав лицо в ладонях, слышала, как постукивает об пол палка и как Кевин, спотыкаясь, тяжело бредет через всю комнату. Он ушел, а она все сидела, сжавшись в комочек, закрывая руками лицо... ох, он проклял ее с помощью этих своих гнусных змей, вот они уже жалят и язвят ее, вгрызаются в ее тело, небесные копья слепящего света вонзаются в нее со всех сторон, и в мозгу вспыхивают огни... она слегка пришла в себя, заслышав возглас Элейны.

- Гвенвифар! Кузина, да погляди же на меня, поговори со мною! Ах, сохрани нас Пресвятая Дева... Пошлите за повитухой! Глядите, кровь...

- Кевин, - пронзительно завизжала Гвенвифар. - Кевин проклял мое дитя... - Она резко выпрямилась, колотя кулаками по каменной стене; все тело ее бичевала невыносимая боль. - А, Господи, помоги мне, пошлите за священником, за священником пошлите, может быть, он сумеет снять проклятие... - и, не обращая внимание на текущие по ногам воды и кровь, она кое-как дотащилась до тканого знамени, исступленно осеняя себя крестом снова и снова, пока не провалилась во тьму и ночной кошмар.

Лишь спустя много дней Гвенвифар осознала, что была серьезно больна и что едва не истекла кровью, выкинув четырехмесячного младенца, слишком крохотного и слабого, чтобы выжить...

"Артур. Вот теперь он наверняка меня возненавидит, я даже ребенка его выносить не смогла... Кевин, это Кевин проклял меня своими змеями..." Ей снились жуткие сны про драконов и копья, и однажды, когда к ней пришел Артур и попытался приподнять ей голову, Гвенвифар в ужасе отпрянула от змей, что словно извивались на его запястьях.

И даже когда опасность миновала, слабость упорно не желала отступать; королева лежала неподвижно, вялая, ко всему равнодушная, и по лицу ее струились слезы: у нее не хватало сил даже на то, чтобы их вытереть. Нет, она, видно, ума лишилась, если вбила себе в голову, будто это Кевин ее проклял; это ей верно, в бреду померещилось... ведь это не первый ее выкидыш, а если кто и виноват, так она сама, раз осталась здесь, вдали от общества своих дам, - тут ни свежего воздуха нет, ни свежей еды, ни возможности размяться.

Больную навестил замковый капеллан и тоже подтвердил, что считать, будто Кевин ее проклял - это сущее неразумие... Конечно, Господь никогда не стал бы ее карать рукою языческого жреца.

- Не спеши перекладывать вину на чужие плечи, - сурово объявил святой отец. - Если здесь и есть чья-то вина, то не твоя ли? Нет ли у тебя на совести какого-либо тайного греха, леди Гвенвифар?