Вернадский

Исходя из такой схемы, он имел основание утверждать: «То понятие о ноосфере, которое вытекает из биогеохимических представлений, находится в полном созвучии с основной идеей, пронизывающей «научный социализм»». И ещё: «Я мало знаю Маркса, но думаю, что ноосфера всецело будет созвучна его основным выводам».

Такая схема далека от реальности. Он же сам говорил о великой роли конкретной личности. Слишком велико разнообразие людей, и вовсе не самые умные и честные направляют их устремления. Наук множество, и они по большей части разобщены. Не научная мысль определяет развитие цивилизации.

Вернадский называл себя философским скептиком, ибо ни одно философское учение, включая официальные исторический и диалектический материализм, его не устраивало. Своей философской системы он не создавал.

И всё-таки его учения о геологической вечности жизни и о биосфере должны быть творчески осмыслены не только учёными, но и философами, а хорошо бы ещё — и религиозными мыслителями.

Современная философия слишком часто превращается в способ развлечения интеллектуалов, специалистов в какой-то одной её области. А философия должна, как мне представляется, исходить из научных данных и требований практики личной и общественной жизни. И в том и в другом случае без учения о биосфере не обойтись.

«В семье у нас царил полный религиозный индифференцизм, — признавался Владимир Иванович жене, — отец был деистом, мать была неверующая; я ни разу, например, в жизни не был на заутрене перед Светлым Воскресением». Так было в то далёкое время, когда равнодушие к церковным обрядам не поощрялось.

Из дневника: «Религия и философия, в сущности, враги по сути… В истории человеческой мысли философия сыграла и играет великую роль: она исходила из силы человеческого разума и человеческой личности и выставила их против того затхлого элемента веры и авторитета, какой рисует нам всякая религия».

Казалось бы, перед нами — атеист. Но тогда почему бдительные идеологи марксизма-ленинизма обвиняли его в попытках создать новое религиозно-философское мировоззрение, глубоко враждебное материализму? Для этого был свой резон. Религию и науку (веру и рассудок) он считал взаимно дополняющими: «Как христианство не одолело науки в её области, но в этой борьбе глубже определило свою сущность, так и наука в чуждой ей области не сможет сломить христианскую или иную религию».

Эта «чуждая область» начинается там, где научная мысль бессильна и нет убедительных доказательств. Скажем, в бытие или небытие Бога остаётся верить: ни то ни другое доказать невозможно. Теизм и атеизм в одинаковой степени религиозны.

Научного атеизма, так же как научного богословия, быть не может. Исходя из таких соображений, Вернадский предпочитал не тратить времени, размышляя на религиозные темы.

Впрочем, одну он всё-таки затронул. «Несомненно, самое тяжёлое, самое мучительное, самое трагическое в нашей жизни — это невозможность нашего ума и чувства примириться с личным уничтожением, с отсутствием личного бессмертия», — писал он в 1889 году жене. И добавлял, что религиозные обычаи нередко отражают стремление человека преодолеть тоску, вызванную предчувствием неизбежности прощания с бытием.

В дневнике он ещё раньше отметил: «Согласен, что, может быть, есть известные услады, доставляемые верою, и человек, искренне верящий и имеющий надежду в загробную жизнь, имеет некоторое удовольствие, какое я иметь не могу».

Многие учёные были деистами (отрицающими вмешательство Мирового Разума в текущие события) или пантеистами, признающими единство Природы и Бога (обожествление Природы). Люди обращаются к религии по разным причинам: отдавая дань традиции, моде или страху смерти, в поисках утешения, по эстетическим соображениям или в нравственном аспекте. Это не мешает научной деятельности, хотя и может ограничивать кругозор мыслителя частоколом религиозных догм.

Вернадский отвергал догмы и неоспоримые авторитеты. Признавая неизбежность смерти (только одноклеточные организмы потенциально бессмертны!), он делал вывод: «Итак, всё заключается в этой жизни, а не в одной или сотне других, якобы следующих за нею».

Так думал он до конца жизни, когда без волнения писал, что смерть — это распадение на атомы, которые возвращаются в глобальный организм биосферы.

В наше время нередко сводят духовность или нравственность к религии. Это резко обедняет область духовной культуры, изымая из неё великие достижения искусства, науки, философии.

Для религиозной мысли центральное место занимает идея Бога. Например, Ньютон подчеркнул, что закона всемирного тяготения «вполне достаточно для объяснения всех движений небесных тел и моря». Не более того! Но его открытие так ошеломило современников, что поэт Александр Поп не скрывал восторга:

Был Божий Мир кромешной тьмой окутан.
«Да будет свет!» И вот явился Ньютон.