Вернадский принадлежал к этим редким проницательным умам. Открытие радиоактивности вызвало у него сильнейшее волнение. Похожее чувство испытывают охотники при появлении дичи. Он, может быть, единственный из всех, почувствовал, ощутил всем существом, что бренность атома (это он введет такой термин позднее) имеет гигантские следствия. Как раз для него, для его
Начав преподавать минералогию как историю минералов в земной коре, как науку о химических реакциях элементов в ее прошлом, он постепенно пришел к заключению, что гораздо проще и гораздо эффективнее изучать их в элементарном виде — как историю атомов в земной коре. Минералов — несколько тысяч, а атомов — всего более двух сотен, как быстро выяснилось после открытия Фредериком Содди изотопов. Естественно, что их движение, закономерности их распределения лучше проследить на химических элементах, отождествляемых теперь с атомами, чем на их бесчисленных соединениях.
На рубеже веков Вернадский обнаружил, что вырастил уже не просто научное направление, а целую новую науку, отпочковавшуюся от минералогии. Чуть ли не в единственном числе (правда, с учениками) в отличие от большинства ученых, изучавших атомы в лаборатории,
Различие между натуралистами и специалистами разительно и наглядно, если взять нечто совсем простое, воду, например. Для тех, кто работает в лаборатории, вода есть соединение двух атомов водорода и одного атома кислорода. Для Вернадского вода — естественное тело. Насчитывается около 240 разновидностей вод, разбитых на определенные группы. Конечно, разбираться в таком изобилии, найти законы их образования значительно труднее, но зато они — реальность природы. То, что есть на самом деле.
Одновременно с Вернадским на другом конце Земли тем же путем шел американец Кларк. Он искал закономерности размещения в земной коре не месторождений, не минералов, а атомов. Он дал первую точную сводку их распределения — процентный химический состав любого природного объекта по элементам, начиная от горной породы и кончая земной корой в целом.
Работа Кларка вышла в 1908 году, а Вернадский доложил об основных принципах новой науки в 1909 году на съезде русских естествоиспытателей и врачей. Так родилась геохимия.
Вернадский входил в новую науку не в одиночестве, но сопровождаемый учениками. Его лаборатория не вмещала всех желающих заниматься. Кроме студентов и ассистентов университета он с разрешения ректора приводит сюда слушательниц Коллективных уроков. Складывался и в самом деле Институт, как называл его Вернадский, — со своим нравственным климатом, направляемый идеями шефа и общими делами. По результатам опытов и экспедиций писались доклады, рефераты и обзоры литературы.
Вернадский не подавлял. Не руководил, а только подсказывал, полностью полагаясь на собственную активность и ум ученика. И в этой благожелательной среде, где поддерживался каждый самостоятельный шаг, вскоре заблистали таланты. Тончайшими химиками-аналитиками и минералогами стали Константин Автономович Ненадкевич, Виссарион Виссарионович Карандеев, погибший в мировую войну, слушательницы женских Коллективных уроков Елизавета Дмитриевна Ревуцкая и Ольга Михайловна Шубникова.
Выделялся Яков Владимирович Самойлов. Крещеный еврей из Одессы, он с огромным трудом преодолел бюрократические рогатки, чтобы учиться в Москве. Вернадский помог ему устроиться в Московский университет. Вскоре он станет профессором Петровской сельскохозяйственной академии (будущей
Звездой первой величины оказался и приехавший в Институт Вернадского выпускник Новороссийского университета в Одессе Александр Евгеньевич Ферсман. Обладавший исключительной интуицией и, кроме того, неуемной энергией, Ферсман быстро стал ассистентом на кафедре, потом профессором и сочленом Вернадского по академии. Ферсман прочел первый в мире курс лекций по геохимии в университете Шанявского в Москве в 1912 году.