Вернадский

«Итак, высшее образование нашего времени сейчас находится в подвижном состоянии, в эпохе быстрого роста, который обусловливается главным образом тремя общими для всего человечества обстоятельствами: 1) развитием знания и его научной организацией, 2) демократизацией общественной и государственной жизни и 3) распространением единой культуры на весь земной шар»⁵. Земной шар онаучивается. Вспоминается первый проблеск идеи: «Есть один факт развития Земли — это усиление сознания» (1892 год). Сопоставим научную мысль и земной шар, и наше воображение унесется из городских кварталов в природные космические размеры. Знания «являются», проявляются в людях. Создаются ими, но имеют как бы иной источник, некий мир «платоновских идей», независимых от людей обстоятельств. Идеи, числа и законы живут как бы в другом, не нашем времени. Мы прикасаемся к ним и «втаскиваем» в свою бренную жизнь.

Вернадский не устает убеждать: онаучивание жизни требует осмысления, из него должны быть сделаны социальные выводы. Мы должны встретить новый незнакомый мир и не противодействовать, а способствовать его наступлению. Народ обязан быть грамотным. Как есть понятие «вооруженного народа», содержащееся в программах некоторых политиков, так нужна организация «учащегося народа». «Совершенно аналогично этой дорогостоящей, непроизводительной, но неизбежной в наших условиях жизни и культуры народной военной организации начинает выдвигаться другая форма будущей жизни человечества — организация учащегося народа»⁶.

Придется учиться каждому, причем всю жизнь, а не только в первоначальную юношескую пору. До старости. Цивилизация, новые знания будут требовать от человека непрерывного повышения своей квалификации и общей культуры. Неслучайно в начале XX века — и в России тоже — так распространились различные формы образования взрослых, заполняющие пробел между высшим, глубоко специализированным образованием, и начальной, элементарной школой.

Неизвестно, где он находил время, но как бы в дополнение к этой теоретической статье он дал два обзора состояния высшего образования в стране, где собрал огромное количество фактов. Высшее образование развивалось стремительно, ежегодно открывались новые институты и академии. Жизнь опережала бюрократию, которая искусственно сдерживала открытие университетов в стране. В результате многие ведомства основывали свои высшие школы. Из-за этого образование приобретало специальное и техническое направление в ущерб гуманитарному просвещению. «Нам — в нашем сословном и бюрократическом обществе — далеко до демократизации жизни, основанной на примате человеческой личности и человеческого ума; далеки условия жизни русской интеллигенции от тех нормальных форм общемировой жизни, которые для нас выражаются столь мало достигнутыми в жизни “свободами” манифеста 17 октября»⁷.

* * *

Космичность взгляда, природный смысл знаний помогают подниматься над историей, с других, новых высот видеть суть сутей исторической жизни. На фоне войн, переселений народов, возникновения и крушения государств неслышная и до поры малозаметная теплится научная мысль. Она не теряется в темных веках. Как блуждающий огонек на болоте, она бродит между стран и народов. И ничуть не теряет своей яркости при распространении вширь.

Работы о Ломоносове заставляли задаться вопросом о появлении и распространении науки там, где ее практически не существовало. Когда и как Россия научно объединилась с Европой и тем отъединилась от Азии? «Все время очень занят не только печатанием своих “газов”, <…> но и организацией дела, — сообщает Самойлову в ноябре 1911 года. — Затем погрузился в XVIII век, напечатал 4 статьи о Ломоносове (“Речь”, “Запросы жизни” и две в академических изданиях) и затем сижу над комментариями к металлургии в VI томе академического издания сочинений Ломоносова»⁸.