Как удалось выяснить, некоторые его письма к ней вошли в сборник «Письма Валаамского старца схиигумена Иоанна», который за последнее время неоднократно издавался в России. Особенность сборника состоит в том, что в нем не указаны адресаты. Тем не менее несколько писем старца к монахине Марии удалось идентифицировать при подготовке к изданию «Валаамского патерика», где эти письма были опубликованы. Скорее всего, выявлены не все письма, но решение этой задачи затруднено в силу указанной выше причины. Непонятно, почему составители сборника не пожелали указать, кому адресованы послания старца. Возможно, потому, что его поучения имеют более широкое значение и выходят за рамки узкого наставления. А может быть, не пожелали привлекать внимание читателя к имени Анны Вырубовой из-за того, что слишком сильны были связанные с ней предубеждения. Об этом можно судить даже по той небрежности, с которой архимандрит Пантелеимон, автор книги «Отец Иоанн», упоминает об Анне Александровне, называя ее «эта дама».212
Но сам отец Иоанн, конечно, не делал никаких различий между духовными чадами и ко всем относился с любовью. Для матушки Марии он был старцем, чьи советы определяли направление ее духовной жизни, помогали преодолевать искушения, укрепляли на иноческом пути. Чтобы представить, насколько глубоко и серьезно подходил старец к вопросам духовной жизни, насколько поучительны были его наставления, каково было направление его мыслей, приведем выдержки из его письма к одной монахине:
«Боголюбивейшая инокиня… - так начинает отец Иоанн свое письмо, и после многосодержательного и возвышенного разговора о духовной жизни поясняет. - Духовная жизнь подобна дереву, телесный подвиг - листья его, а душевное делание - плод. В духовной жизни главный подвиг - молитва; молитва требует внимания и трезвения. Я полагаю, что ты читала о молитве, однако я скажу тебе, конечно, кратко: о молитве трудно писать подробно.
Молитва имеет три степени: 1-я устная, 2-я умная, 3-я умосердечная. 1-я, устная, произносится устами, а ум гуляет; 2-я, умная молитва: ум надо заключить в слова молитвы. На сердце нажимать вниманием не надо; если будет внимание в груди, тогда и сердце будет сочувствовать. З-я, умосердечная молитва, - достояние очень редких и дается за глубочайшее смирение. Страстный не должен дерзать к такой молитве, говорит святой Григорий Синаит. К умилению и слезам не надо стремиться, а когда это само по себе придет, умиление и теплота сердечная, остановись на этом, пока это пройдет. Все же думать не надо, что что-то великое получила. Это бывает естественно от сосредоточения, но не прелесть. Вот что еще сообщу на всякий случай: если теплота пойдет далее по всему телу - такая теплота не кровная, а духовная, - то слезы польются просто струей и люди будут казаться просто ангелами, в такой момент на ногах уже не устоишь, надо ложиться или садиться; если это случится в церкви, надо скорее выходить вон; другие, не знавшие и не испытавшие подобных явлений при молитве, сочтут за прелесть. Это не прелесть, а небесный гость.
Кончаю писать о молитве, трудись в молитве. Господь даст молитву молящемуся. Аминь».213
Приведенные выдержки из письма схиигумена Иоанна, где главное место уделялось умному деланию как центру иноческой жизни, служат примером тех наставлений, какие о. Иоанн мог обратить и к монахине Марии.
Как уже было отмечено, что у нее была дача в Трэсщенде, где они с Верой проводили лето и где ничто не мешало ей всецело предаться тому единственному, ради чего инок отрекается от мира, - соединению с Господом через призывание Божественного Имени Господа Иисуса Христа. Впечатление о той обстановке, которая могла сопутствовать ее занятию умным деланием, можно составить из описания схожих обстоятельств жизни одной женщины, с которой познакомился автор сборника рассказов о делателях Иисусовой молитвы С.Н. Большаков. Вот это описание:
«Сидел я с Ниной Николаевной на балкончике лесной дачи в Нерко-ерви, среди громадных лесов, тянущихся от Куомио на Юг, к тундрам Лапландии. Дача стояла одна в дремучем лесу, на берегу тихого озера. Солнце садилось и золотило тихие воды. Я постоянно любовался озером и игрою красок на нем. Утром оно было темно-синее в сумерках рассвета, потом розовое на заре, затем золотое, зеркальное, голубое, к вечеру опять золотое, затем красное, фиолетовое, черное. Голубое небо было безоблачно. Какие-то птички щебетали в лесу. С клумб тянуло ароматом цветов и свежестью озера. Муж Нины Николаевны и дети уже легли спать, только мы оставались еще на балкончике, любуясь сменой красок, белая ночь царила во всей красоте.
- У вас так тихо, Нина Николаевна, словно на другой планете или триста лет тому назад, когда народу было мало, не было ни железных дорог, ни автомобилей, ни аэропланов. Но и тогда люди, искавшие тишины, уходили дальше на север, на острова Ледовитого Океана, в Соловки.