— А ты знаешь, что я тебе скажу, Дэв? — Тэд близко наклонился к другу. — Я… я так с этим всем согласен, что тоже попросил разрешения подписаться в «Тетради Мира». Вот! — Он сжал губы и с вызовом взглянул на Дэва.
Но если Тэд ждал, что Дэв ужаснется или будет потрясен этой новостью, то он сильно ошибался. Дэв только глубоко вздохнул.
— Я всегда знал, что ты смельчак, Тэд, — кивнул он. — Я не такой. У меня лично никогда не хватает решительности в таких делах. И потом, знаешь, я, как мой старик, не хочу мешаться в политику. Вот и он тоже говорит… — Дэв, не докончив, вдруг повернулся к другу: — Послушай, а наши не пронюхали, что ты подписался? Если Хомер или Фэйни со своим адъютантом узнают, тебе житья не будет! Попадешь в черный список, они это организуют, будь покоен! И со школой тогда прощайся. Тэд засмеялся.
— Ага, Дэв, вот ты и показал, на чьей ты стороне, — с торжеством сказал он. — Ты же отлично все на свете понимаешь. Понимаешь, чего стоят все эти людишки.
— Допустим, понимаю, — проворчал Дэв, — что из этого?
— А вот что: ты тоже давно раскусил Хомера и наших франтов и понимаешь, что они такое. И ты, как и я, подозреваешь, что Хомер неспроста ездит в город, и неспроста мы здесь застряли, и неспроста попали в Гнездо, — продолжал, весь кипя, перечислять Тэд. — И ты давно все это сообразил, Дэв. Не мог не сообразить!
— Людишки никудышные, — кивнул Дэв. — И насчет поездок в город ты тоже правильно заметил. Подозрительно это.
— Ну, а если так, Дэв, ты должен определить свою политическую платформу, — с важностью сказал Тэд. — Ты должен решить, решить раз и навсегда, за кого ты: за таких, как Хомер и Фэйни, или за таких, как миссис Берто и Корасон, вот что я тебе скажу. — Тэд продолжал все так же кипеть. — А я… что касается меня, я готов за грачей отдать голову! — закончил Тэд высокой нотой.
— Хм… Здорово же они тебя распропагандировали, Тэд, — вздохнул Дэв. — Значит, ты совсем с головой за них?
— За них! И что бы ни случилось, буду за них! — горячо подтвердил Тэд. — Называй их красными или еще кем хочешь, мне все равно.
Дэв снова вздохнул.
— Не знаю, Тэд, прав ли ты, но я, кажется, тоже за них, — сказал он с грустью.
ОПЯТЬ РЫЖИЙ ВИХОР
Мысли… Мысли… И самые угрюмые, самые безрадостные…
Черепица, нагретая за день солнцем, теперь отдавала весь свой жар. На крыше гаража было горячо, как на плите, которую только что перестали топить. Но Ксавье не замечал жара… Он сидел, свесив ноги на стену гаража, выходившую к дороге. Солнце уходило за горы. В долине еще плавали розовые тени. Кое-где охрой золотились деревья и кусты, но уже близки были сумерки, и жуки гудели, пулей проносясь мимо головы мальчика.
Иногда усталый жук тяжело шлепался на крышу рядом с мальчиком. Жука обдавало жаром, припекало; негодуя и жалуясь, он гудел и снова пускался в путь — крупный, неуклюжий, натыкаясь, точно сослепу, на деревья и строения.
Уныние одолевает человека, когда он жаждет настоящего большого дела и видит, что остался в стороне, что ему поручены какие-то отвлекающие от подлинных дел пустяки, вроде скамеек и щитов. Да и эти скамейки и щиты тоже ускользнули от него! Откуда ни возьмись подъехал грузовик с заводским шофером, четверо заводских парней живо сложили все, что было готово, в кузов, на скамейку уселся Рамо, а потом вдруг в последнюю минуту он позвал Жоржа, и Челнок тоже отправился с ним. Даже Жюжю, малыш Жюжю, этот воображала, тоже поехал в «командировку» со старшими.
И только он, Ксавье, — человек, который открыл козни мнимых гостей, который день за днем работал не покладая рук, — теперь, когда наступают такие события, без сожаления оставлен за бортом. Да, один он остался с какими-то малышами и Мутоном в опустевшем Гнезде!
Ксавье болтал ногами и свирепо грыз какую-то соломинку.
Эх! И чего он не взял сигарету, когда один из заводских парней предложил ему? Постеснялся Матери и Тореадора! А вот сейчас сидел бы и курил здесь всем назло! Пускай бы потом «отважные» возмущались и закатывали ему выговор!
Горечь подступала к самому сердцу. Лечь бы сейчас животом на горячую черепицу и зареветь. Все равно никто не увидит — некому. Мама тоже ушла куда-то. Один Мутон сладко чешется у стены.
У Ксавье уже намокали глаза и рот распускался в гримасу, когда он увидел вдруг во дворе Тэда и Дэва. Оба школьника возбужденно разговаривали. Ксавье не мог их слышать, но по жестам понял: Тэд старается в чем-то убедить своего друга.
Вот Дэв кивнул, сказал что-то, и Тэд заплясал вокруг него, угощая его радостными тумаками.
Стараясь разгадать, о чем они могут так горячо говорить, Ксавье забыл, что собирался плакать. К тому же у него внезапно нашелся еще один объект для наблюдения.